Непобеждённые. Баллады о Солдатах…

– И два! – рояль завис над красивым ограждением веранды, подрагивая и отражая своими полированными боками апрельское солнце и пуская «зайчики» золочёными педалями и колёсиками.

– Георгич, ты что?!

– На счёт три бросаем. ТРИ!

Элегантный белый, нет, не белый, а скорее цвета слоновой кости рояль неуклюже, переворачиваясь и как-то боком летел с пятиметровой высоты вниз.

– Вот, теперь всё. Пора, хлопцы, домой. Пора!

Четыре года спустя тёплым весенним днём 6 апреля Учителя не стало. В день похорон небо было серое. Серыми были девятиэтажные панельные дома, в одном из которых он жил. Серыми были двор и деревья. И даже солнце в этот день пряталось за серыми тучами. Проститься с Ростиславом Георгиевичем пришли его ученики, воспитанники и друзья. Подобно Первомайской демонстрации, люди стояли повсюду – на тротуарах, на проезжей части, на газонах, на детских площадках. Их были тысячи, несколько тысяч. Серое скорбное человеческое море заполнило всё пространство между домами микрорайона. И тишина … Молчали все. По тысячам серых человеческих лиц бежали серые слёзы. Тихо, без рыданий.

Высоко в небе невидимый оркестр в последний раз беззвучно играл для единственного слушателя вальс Штрауса «На прекрасном голубом Дунае» и невидимые нам невесомо-воздушные пары танцевали для Ростислава Георгиевича в последний раз.

П Р И К А З

по 301 гвардейскому стрелковому полку 100 гвардейской Свирской дивизии,

17 апреля 1945 года № 012/Н Действующая Армия

от имени президиума верховного совета союза С С Р

н а г р а ж д а ю:

медалью «ЗА ОТВАГУ»:

61. Командира отделения 1-го Стрелкового батальона гвардии сержанта РИБСОН РОСТИСЛАВА ГЕОРГИЕВИЧА, за то, что в уличных боях за город Вена подавил две огневые точки противника и захватил в плен одного солдата.

Командир 301 гвардейского стрелкового полка

гвардии полковник             М А Л Е Е В

Рассказ 2

Украденный орден

9 мая 1975 года выдался жарким, не дождливым и по-настоящему праздничным. Мой дед по материнской линии Иван Фёдорович с утра очень волновался. Единственный пиджак, на котором накануне вечером им были тщательно, очень ровно, как по-линеечке, приколоты боевые государственные награды и гвардейский значок, из-за слишком тёплой погоды подвергался ревизии и беспощадной критике: Иван Фёдорович прикладывал награды к летней рубашке, пытаясь хоть как-то разместить их, не порвав при этом тонкую ткань. Рядом незаметно, стараясь не попасть под горячую руку мужа, хлопотала его ангел-хранитель и по совместительству моя бабушка, умнейшая и терпеливейшая Мария Павловна.

Выход был найден: дед надел летнюю рубашку с коротким рукавом, повязал красивый галстук, а тяжёлый от наград пиджак перекинул через руку. И не жарко и в любой момент можно явить миру героя.

Жили Иван Фёдорович и Мария Павловна в маленькой комнатушке на втором этаже старого кирпичного дома с пятью коммунальными комнатами по коридору и с одной общей кухней и общим туалетом. Ванн нет, уж извините. Жили долго и иногда, не смотря на тесноту, счастливо. Над коридором второго этажа был замечательный чердак, на котором на верёвках, подпёртыми рогатинами, всегда сушилось бельё. Иногда бельё воровали и это служили поводом для долгих разбирательств, кто накануне не запер дверь в подъезд.

Дом располагался в овраге под старинным горьковским (теперь нижегородским) Кремлём, прочно прижавшись к стенке оврага и к проезжей части, бывшей несколько веков назад крепостным рвом, вздрагивая от проносящихся по дороге дребезжащих и грохочущих трамваев. Из оврага в мир вела старая лестница в 100 ступеней. Перейдя проезжую часть, выйти в люди можно было двумя способами: по такой же дореволюционной многопролётной деревянной лестнице в 300 ступеней, далее по старинной улочке короткими путями на центральную городскую площадь имени Минина, где уже готовилось празднование 30-летия Дня Победы, либо по красивой кирпичной лестнице в форме плоской восьмёрки, построенной после войны немецкими военнопленными, ведущей к городскому драматическому театру и где уже группировались по своим воинским подразделениям нестарые ещё ветераны Второй Мировой.

Иван Фёдорович выбрал второй вариант, ибо возможные и так им ожидаемые встречи с однополчанами там были наиболее вероятны.

На Театральной площади было не протолкнуться – сотни, нет, тысячи участников войны искали и находили там своих однополчан. Таблички с номерами войсковых частей, по которым группировались ветераны, стояли прислонёнными к фасаду театра, а многие были просто воткнуты в местные цветники и газоны.

– Иван Фёдорович!

Иван Фёдорович оглянулся: неужели это его. Так быстро! Но кто?

– Иван!! Ваня!!! Я здесь!

К нему через толпу фронтовиков пробивался седой, крепко сбитый, ещё не старый ветеран в военном кителе с погонами полковника и с воинской фуражкой в руке.

– Иван Фёдорович! Это я, Шевченко!

– Иван Петрович, ты?!

– Я, конечно, я!