Неподчинение

Сашка удивлённо вздернул брови. Таир и правда был очень хорошим человеком, несмотря на все свое богатство. И ко всем людям, на него работавшим, относился к уважением. Но обсуждать с сотрудниками личную жизнь?

— Нет, — пожал плечами Сашка. — С чего бы?

И правда, с чего бы? Я осторожно протиснулся сквозь толпу — не раздавить бы никого из мелких. Оглянулся — на сцене выступают аниматоры, дети визжат, все идёт именно так, как и должно. Вышел из огромного зала, прошёл до коридору — чем дальше, тем тише. В торце дверь запасная, пожарная. На улице — лето. Жаркое, душное. Я сел на ступени, не заботясь о чистоте потертых джинс, закурил. Подумал вдруг — все именно так, как я хотел. Руслан Сафин вернулся в родной город победителем. Я крепко стою на ногах. У меня свой бизнес. Даже чёртов центр для детей открыл, как мечтал когда-то. Какого хрена тогда на душе так горько?

Сигарета догорела до фильтра, я затушил её об асфальт и ловким движением добросил до стоящей в нескольких метрах поодаль урны и тогда заметил её. Девочку.

Она стояла в тени пожарной лестницы, что вела на второй этаж здания, и настороженно на меня смотрела. Глаза круглые, внимательные, но страха в них нет, хотя обычно такие мелкие меня боятся.

— Где твоя мама? — спросил я, и мне показалось, что мой прокуренный голос слишком груб и резок, и точно малютку напугает.

Но она только склонила голову, присматриваясь ко мне. Интересно, в таком возрасте дети уже умеют разговаривать? Оказалось, умеют.

— Дома, — сказала девочка. — А няня там, внутри.

И показала на здание центра за моей спиной. Переступила ногами, одернула платьеце и снова на меня уставилась.

— А ты что здесь делаешь?

— Там шум, — ответила она. — А тут тихо. Я считала, сколько машин проедет по дороге за десять минут.

Я с недоумением посмотрел на полотно дороги тянувшееся за парковкой — ничего примечательного.

— И сколько же?

— Десять серых, четыре белых, шесть черных, пять красных и два автобуса.

— Надо же, — восхитился я. — А теперь пойдём, я верну тебя няне, пока она не вызвала полицию и не нанесла непоправимый ущерб репутации моего заведения.

Я хотел её за руку взять, шагнул к ней, но девочка доверчиво потянулась вверх обеими руками. Пришлось подхватить на руки, впрочем, ребёнок совсем ничего не весил.

— Тётя сказала, что вы чемпион, — тихо сообщила ребёнок.

Я шагаю, несу ребёнка и мысленно матерюсь — тёте этой надо бы ушам надавать, чтобы прекратила рекламировать мою персону.

— Был чемпионом, — сказал я, а потом добавил, словно это дите бы поняло. — Но спорт меня разочаровал после того, как мне в течение трех лет сломали восемь костей. Тебе понравилось бы считать кости?

— Наверное, это интересно, — с сомнением протянула девочка.

Няня нашлась быстро — заполошного вида сухопарая женщина уже бежала нам навстречу. Забрала у меня малышку, поблагодарила, а затем часто-часто затараторила по-английски. Девочка её слушала, а смотрела на меня, и серьёзный взгляд карих глаз неуловимо знакомым казался.

На прощание девочка помахала мне рукой. А мне отчего-то так паршиво стало.

— Посмотри тут, чтобы все хорошо, — сказал я слоняющемуся без дела Сашке и уехал.

Напиться нужно, вот что. И не думать обо всякой хрени. Я бросил автомобиль у ближайшего же бара. Опрокинул бокал виски со льдом — легче не стало. Захотелось на ринг, там все просто и знакомо, долбишь по живому человеку, а он в ответ долбит. А здесь… Хреновее всего то, что ни хрена не понятно, что за тоска меня гложет. И поэтому непонятно, каким клином выбивать клин. Юлька не помогала, уже проверено. На виски надежды тоже мало, но я попытаюсь.

Уже ближе к полуночи я брел пешком домой. Сначала пил, чтобы опьянеть, теперь иду, стараясь скорее протрезветь. Ночь была душой, где-то на востоке клубились в чёрном небе такие же чёрные, неразличимые тучи. Пахло озоном — к грозе. Казалось, даже воздух наэлектризовался в ожидании.

Идти мне оставалось не больше квартала, когда наконец бахнул гром, небо раскололось надвое вспышкой молнии. Упала первая капля дождя, за ней вторая. К тому времени, как впереди показалась моя высотка, я основательно промок.

Я десять лет положил на охрану других людей, сохранностью же себя особо не заморачивался. Дом выбрал потому, что вид красивый — весь город, как на ладони. Территория была огорожена и въехать можно только через автоматические ворота, но калитка всегда распахнута — входи, не хочу.

Темнота полна шуршаших теней и шелеста капель об асфальт. Я ищу ключи, дурацкая, не солидная привычка распихивать все по карманам, когда одна из теней вдруг материализуется и тянется ко мне.

— Руслан…

Меня словно током шибануло. Галлюцинации на фоне безнадежности и чрезмерного потребления виски? Досчитал до трех, чтобы не ляпнуть ничего сгоряча — все же, в галлюцинации не верилось. Обернулся, стискивая в кулаке наконец найденные ключи.