Неподдающиеся

И Чарахчьянц увидел в Мадриде женщину удивительной красоты: испанскую танцовщицу Кармен Лопец. Аккомпанировал ей на гитаре ее отец — Виктор.

Предыдущие фотографии женщин, которые присылал из-за границы Чарахчьянц, Кундури браковал. Когда же он получил фото Кармен Лопец, — последовал ответ «заказчика»: «Вроде подходит… Приведи в порядок».

Лопец свозили в Париж. Купили ей туалеты и драгоценности, и Чарахчьянц повез красавицу испанку выходить замуж за грека Кундури в Ростов-на-Дону.

В дом на встречу с невестой были приглашены дед Прут, поскольку Кундури дружил с ним, казенный раввин Хаитович, вся городская знать. Были, правда, одни мужчины. Дед взял меня с собой. Мне было 10 лет.

Позвонил Чарахчьянц с вокзала, что они прибыли, и Кармен повезли к Кундури. Кундури жил в Нахичевани в роскошном особняке.

Двери гостиной открылись, и Чарахчьянц произнес по-французски: «Антрэ!» — «Войдите». Вошла красавица женщина и, подбоченившись, оглядела зал, выискивая глазами своего будущего супруга.

А Кундури не сидел в первом ряду кресел. Он стоял сзади. И когда Чарахчьянц спросил по-русски:

— Ну, что ты скажешь?!

Кундури ответил:

— Она мене не нравится.

Этим закончилось сватовство. Кармен Лопец была отвезена в «Гранд-Отель» и стала выступать в кафешантане «Марс» как актриса-танцовщица.

Через месяц она вышла замуж за грузинского князя Лютика Макаева.

Я очень любил слушать беседы отца Андрея — родителя жившей в нашем доме Анны Андреевны — с раввином Хаитовичем. Это было очень интересно!

Во-первых, с дедом отец Андрей не мог говорить о своей дочери, хотя неоднократно упоминал, что надо замаливать грехи. Равно как намекал об этом Анне Андреевне.

Но если она могла приходить к нему как к духовному отцу православной епархии исповедоваться, то с дедом, конечно, было сложнее.

Поэтому отец Андрей иногда намекал, что не мешало бы и деду когда-нибудь покаяться в грехах «по своей синагогальной линии».

Прежде всего это была внебрачная связь. Брак не мог состояться, несмотря на то, что дед очень любил Анну Андреевну. Он никогда бы не изменил своей религии, а она не изменила бы своей…

Конечно, Хаитович тоже считал за великий грех то, что дедушка живет с русской женщиной. Самое смешное, так же считал и отец Андрей:

— Непорядок, что русская женщина живет с евреем! Видано ли такое? Разве Бог это простит?!

Что дед обычно с раздражением парировал:

— Между прочим, ваш Спаситель тоже не сразу стал православным!

В нашей семье и молодежь была либеральной: моя мама и оба дяди. Но заявить, что у них имелись какие-то твердые убеждения либерального толка — не могу! Они просто были хорошие, добрые люди. А вот тетя Нюся, родная сестра моей мамы, являлась активной участницей революционного движения.

Училась она в Харькове. А там произошли следующие события: за революционные выступления градоначальник (или губернатор, по-моему) приказал высечь студента! За что революционный кружок приговорил губернатора к смерти. Кто должен был стать исполнителем? В студенческий картуз кинули 12 билетиков, на одном из которых нарисовали крест.

Крест вытянула моя тетя Нюся.

Получив пистолет «Велодог», она должна была по выходе из собора после воскресной службы выстрелить в губернатора.

Тетя это сделала, но, не будучи опытным стрелком, промазала! Ее моментально усадили на извозчика, извозчик рванул с места…

Долго ли коротко ль рассказывать, полиции не удалось словить мою тетку. Через три дня она оказалась в Австрии, переправленная туда революционным комитетом.

Из Австрии тетя прибыла в Женеву, где поступила в консерваторию по классу фортепьяно.

Она познакомилась с молодым швейцарцем, который заканчивал медицинский факультет Женевского университета. Звали его Леон. Фамилия была Хельг.

Он уроженец северной части кантона Берн. Там, в предгорье Юры, есть город Делемон (теперь столица кантона Юра). Отец Леона был мэром города и владельцем часовой фабрики; брат его матери — бабушки Матильды — городским нотариусом, (сейчас эту «наследственную» линию продолжает его двоюродный правнук — Лоран Хельг).

Молодые люди — тетя Нюся и Леон Хельг — полюбили друг друга и Нюся сообщила в Ростов, что она собирается выйти замуж за швейцарца.

Дед Аптекман, в отличие от деда Прута, который разъезжал довольно часто по миру, Ростова никогда не покидал. Решение молодых и просьба благословить их брак были переданы отцу моей мамой.

Произошло это в том же 1908 году, в первый мой приезд на Родину. За обедом присутствовала вся семья.

— А кто такой этот Леон? Имя у него — мое. (Деда Аптекмана звали Леоном Лазаревичем.)

— Он из очень хорошей семьи. Швейцарец! — ответила моя мама.

— Не разрешаю! — рявкнул дед.

— Почему, папа? — спросила удивленная мама.

— Не хочу, чтобы моя дочь выходила замуж за человека, которому я даю десять копеек «на чай», когда прихожу в банк или клуб.

Тут не сдержался я:

— Дедушка! Ты даешь «на чай» швейцару! А Леон — чудесный молодой человек. И к тому же он не швейцар, а швейцарец!