Неподходящие (СИ)

Как остальные члены гоп-компании, он был старше ее почти на три года. Взрослые в один голос, в частности и из-за этого, осуждали их союз, но Эрин была в восторге от такой разницы. Генри не был сопляком — он мог за нее постоять и делал это даже тогда, когда кто-то просто криво смотрел на нее. Однажды Дример даже завела себе тетрадь, где шутливо описывала каждого, чью голову Бауэрс чуть не топил в унитазе и причины, для чего он это делал. Самой адекватной и разумной до сих пор оставалась «Он столкнулся со мной в коридоре и не помог поднять книги.» Завистливые (точно такие!) курицы с ее класса и с параллели, когда Генри совсем распоясывался, кудахтали, что ей нужно его успокоить. Эрин пару раз натравила парня и на них. Она имела безграничную власть над ним и, априори, над всей школой. Остальные парни (либо по приказу Генри, либо по собственной инициативе) тоже всегда крутились рядом. Другие Дример ненавидели. Презирали. А она была действительно(?) счастлива и ощущала себя чертовой бандитской принцессой.

Лично для Генри она была его ласковым котенком. В народе она стала драной кошкой.

Бауэрс всегда был ублюдком, но выключал его рядом с Эрин. Главным доказательством тому служило то, что он не принуждал ее к близости. Были попытки, правда — некоторые чересчур суровые и закончившиеся сильной истерикой. Но после Генри не брал быка за рога и не слетал с катушек, когда Эрин в очередной раз просила его остановить глубокие поцелуи, слезть с ее тощего тела и подождать еще немного. Годика два. Последнее — только мысленно. О половой жизни Эрин знала, кажется, все. Особо важным фактом в ее сознании был тот, что без месячных точно не забеременеешь. И они не пришли до сих пор, хотя ей было уже целых пятнадцать. Дример понимала, что, будь Генри сейчас в здравом уме, со своей невинностью она бы точно рассталась. Возможно, все таки без своего желания.

Во многом Генри жалел ее, но это не означало, что жалких людей он был намерен терпеть долго. Он еще с момента их отношений дал ей всего пару месяцев на адаптацию к новой жизни. Учитывая то, как она жила прежде — это слишком мало. Но она справилась, во многом благодаря помощи того же Патрика. Он научил ее, как правильно выражаться. Как терзать человека морально и так, чтобы точно было больно. Все его учения были чрезвычайно полезными. Но однажды он пытался научить ее убивать животных и в качестве первого задания велел принести труп какой-нибудь домашней живности какого-нибудь бывшего друга. Эрин отказалась. И немного винила себя в этом.

Рина мечтательница всего за каких-то пару месяцев была похоронена под завалами прежней старомодной одежды, прошлыми целями и мечтами; под воспоминаниями о старых друзьях и мыслями о том, что она все делает неправильно. Эрин, та еще сука, родилась под грубыми поцелуями Генри, ехидными шуточками Реджи, суровым взором Вика, учениями Патрика и презренными взглядами тех, кто знал Рину очень давно.

Но обе жизни, в том представлении, в каком они были изначально, уже было не вернуть. Если только…

Если…

Если бы она перестала быть такой трусихой! Если бы громогласные возмущения Виктора взяли наконец свое!

Крисс, кажется, никогда особо не любил ее. Он, суя ей в руки парочку белоснежных таблеточек, говорил «Когда съешь эти — дам еще. Нечего так смотреть, Эрин. Когда ты воссоединишься с Генри, то скажешь мне спасибо. Ты ведь любишь его также, как он тебя? Ты же знаешь, сколько ему пришлось провернуть, чтобы ты так изменилась?»

«Ты уже однажды умерла ради него, Дример, — перефразировала Эрин про себя слова белобрысого, глядя внимательно в его глаза. — Значит сделаешь это еще раз.»

Виктор всегда был как-то тесно связан с наркотой, и Эрин не удивилась, что такие серьезные таблетки он достал ей так просто. Кадиллак. Он провоцировал галлюцинации и дурное самочувствие и дурное, блять, это еще мягко сказано. Правда, эти наркотики на самом деле были не такими серьезными. Но могли начать затмевать рассудок до такой степени, чтобы совсем потерять потом голову. Случаев полного слетания с катушек очень много. Эрин понимала, что Генри все еще любит ее, и под всеми своими таблетками его сознание до сих пор сохраняет воспоминания о своем ласковой котенке. Но Дример та еще кошка, потому все еще не глотает. Коробок спичек с таблетками каждый раз, когда Эрин на него натыкается, напоминает ей о том, что эта двусмысленная шутка не смешна.

Она сократила свои визиты до минимума. Если раньше Эрин могла по пути в магазин забежать к парню в гости, то теперь, даже в самое скучное время, она в последний момент думала о том, чтобы навестить Генри. Сознание твердило ей, что надо его сфотографировать. Повесить фотографию куда-нибудь в запрятанный угол и тогда больше никогда не навещать его. И, может, это была одна из основных причин, почему второй снимок до сих пор не сделан.

Дример не хотела фотографировать Генри. Она не хотела его навещать. Но каждый раз сдерживала слезы, прикусывала нижнюю губу и раздирала ее до крови. Это была привязанность, с которой надо было срочно разобраться, чтобы жить дальше.