Вместе они кинулись в лабораторию, когда 19 марта 1935 года стало известно, что наконец-то после опытной плавки получена медь, удовлетворяющая технические требования. И не только удовлетворяющая! 88,90 процента меди в концентрате. Им не надо было заглядывать в записную книжку, чтобы назвать эту цифру. Газета писала, что мировая практика почти не знает таких сильных концентратов.
Это было начало.
Четверть века спустя Волков будет читать в рукописи, которую ему принесут на консультацию как свидетелю и участнику, хранителю живой истории Балхаша:
«Весной 1938 года на обогатительной фабрике одна за другой вступили в эксплуатацию две секции. Были получены первые тонны медного концентрата.
На медеплавильном заводе готовили к пуску первую отражательную печь. Ее разогрев начался в конце июня, а 17 июля смена мастера Краснобаева выдала первый штейн.
В течение двух месяцев металлурги вели предпусковые работы. Наконец был установлен конвертор. В 5 часов вечера 24 ноября из конвертора широкой струей хлынула медь. От первого отлитого штыка черновой меди были отрезаны пластинки, которые по сей день хранятся у многих…»
Это были уже не просто опытные образцы.
Жизнь на Балхаше налаживалась.
Пришел из Караганды первый железнодорожный состав. Бесконечные нити уложенных рельсов покончили с оторванностью Балхаша. К тому времени и озерный флот пополнился новыми судами, и лоцманы, накопившие опыт, уже умели проводить караваны, минуя злополучные перекаты.
Уходили старые, появлялись новые заботы. Не загадывая на долгие годы вперед, Волков думал так: вот построим комбинат, вот потечет первая медь, вот сдадим новую очередь ТЭЦ, а там — посмотрим. Он посмотрел и остался. И в самые трудные и неприятные минуты, — а таких минут хватает в жизни каждого, — он не жалел, что Балхаш стал его судьбой.
…Узнавая людей, живущих по берегам медной реки, я мысленно составлял карту, обозначая на ней пути, которыми эти люди попадали сюда.
Со всех сторон света тянулись на Балхаш и здесь завязывались тугим неразрывным узлом тонкие штриховые линии.
Я двинулся по одной такой тропе, очень короткой, ведущей всего километров за двести от бухты Бертыс, в аул Кызыл-Арай, и там, у речки Жишке, мне неожиданно представился мальчишка, который беспечно шлепал по воде босыми ногами.
Пожалуй, Базыл Акимбеков сегодня и сам с трудом узнал бы в нем себя. Неужели это он смотрел вслед бегущей воде и не понимал, куда она постоянно торопится? Однажды с отцом он побывал и на другой речке: она обычно теряется в песках и только в снежные годы достигает большого озера — Тениза, как называют у них Балхаш.
Базыл пожалел речку. Он и сам однажды едва не потерялся. Он по себе знал, как пусто, одиноко и страшно бывает потеряться. И, наверное, если эта речка достигает своего Тениза, то радуется так же, как радовался он, когда бродил-бродил, — и вдруг появились юрты и дома Кызыл-Арая.
Много воды утекло в речке его детства — в Жишке. Базыл работал в колхозе. В степи у новостей быстрые ноги, и он слышал рассказы о людях, которые в Коунраде разламывают горы… Он поехал туда — посмотреть, познакомиться. А кончилось знакомство тем, что его оформили во взрывной цех — подносчиком.
Теперь как-то странно вспоминать: во время первого своего взрыва Базыл так перепугался, что вскочил и хотел бежать, а камни еще сыпались сверху, но, к счастью, взрывник успел его схватить за полу и повалил обратно в укрытие.
Вечером в общей землянке Базыл уверенно думал: он больше никогда не подступится сюда. Но был второй взрыв, и пятый, и двадцатый. Летели в воздух коунрадские сопки, исчезали границы между участками карьера. И поток руды безостановочно шел на Балхаш. Не Тениз, а Балхаш — Базыл уже и про себя так называл его.
Многие поколения казахов прошли по этой степи… Знали в ней каждую тропинку и выемку, каждую гору, каждый родник. Могли в любую темь, в любой буран из Кара-Булака пройти в Сары-Терек или из Каркаралинска в Атбасар. А сейчас они узнавали и не узнавали родную степь.
Она и в самом деле становилась другой. И они вместе с ней становились другими.
Сюда, в Коунрад, Базыл привез девушку из Кызыл-Арая, которую заприметил давно, но женился на ней только когда крепко встал на ноги, как и подобает мужчине. Ему, семейному, теперь выделили землянку. И как-то Базыл сказал жене: «Я из рода сарым, и ты из рода сарым, как все кызыл-арайские. А вот наши дети — они уже из рода коунрад. Разве нет?» Он шутил, но в его шутке была правда.
День за днем, взрыв за взрывом…