Неподвижная земля

— И что?

— Должна еще вот сейчас, ближе к вечеру, позвонить. Когда ее Александров вернется с самыми последними новостями. Я пока пойду с Николкой погуляю, а если вдруг — Вера Васильевна, вы мне сразу крикните.

Николка почему-то никак не хотел идти гулять и с вызовом говорил бабушке и матери: «Я не собачка!..» Оказалось, девочка постарше, которая уже одна спускалась во двор, дразнила вчера Николку, что его выводят на прогулку совсем как песика из соседнего подъезда.

— Ну и что? — сказала Валя. — Этот песик очень симпатичный, одно ухо белое, другое — черное, веселый, очень послушный, и его все у нас любят.

Николка продолжал упрямо мотать головой.

Тогда Глеб у него спросил:

— А разве наша мама — собачка? А я же с ней иногда тоже хожу гулять.

Странно, но это произвело на Николку впечатление, и он согласился пойти с Валентиной Григорьевной.

Когда они остались наедине, Валя и Глеб поговорили о том, что их сегодня поразило, хоть это вообще известно, какими похожими становятся люди после совместной долголетней жизни… Ведь Валентина Григорьевна… Ведь Юрий Константинович точно так же сказал бы — о непроходящих поминках, о сверхтактичности, оборачивающейся бестактностью. И старого своего товарища он тоже называл: ее Александров, посмеиваясь над Верой Васильевной, захватившей в доме всю полноту власти.

— Еще бы! — ответил Глеб Вале. — Ты представляешь, сколько они прожили вместе? Больше, чем ты вообще существуешь на свете. Ну, это-то понятно. Но даже больше, чем я.

Он был на два года старше Вали.

— Да, тридцать пять… Я появилась у них не сразу, но весьма-весьма вовремя — в сорок втором. Отец полгода провел на фронте, но потом его снова отозвали, искать воду. И уже к тому времени была я.

— Все это очень хорошо, — продолжал Глеб, — но к словам Валентины Григорьевны действительно надо прислушиваться. Память о твоем отце — это и обводной канал, за который сейчас драка ведется. И его статьи в «Гидрогеологии»… И то, что он — живой для нас и для многих. Не только для друзей, даже и для врагов, вроде Ляпунова, — живой! Вот все это — память о нем, а не наши похоронные лица и приглушенные голоса!

— Не понимаю, зачем ты говоришь то, что ясно и так?

— Нет. Иногда без этого не обойдешься, без того, чтобы не высказать все словами.

— Может быть, и верно, — сказала Валя. — Я вот… Я собиралась сшить себе летний брючный костюм, и как-то нехорошо было заводить разговор на эту тему…

— Конечно, сшей, — согласился Глеб.

Валя посмотрела на него и прищурилась:

— Интересно… А ты… ты на меня уже стал похожим?

Глеб пожал плечами:

— Я думаю — для нас для обоих и для нашего ребенка будет гораздо лучше, чтобы ты стала похожей на меня, ну хоть бы чуточку…

Валя хлопнула его по голове подушкой, а он обнял и свалил Валю на тахту, собираясь отшлепать, как шлепают непослушных маленьких детей…

Но тут раздался телефонный звонок.

Валя, хоть Глеб и держал ее, сумела выскользнуть и первой выбежала в прихожую и взяла трубку.

— Я слушаю, Вера Васильевна. Добрый вечер.

— Я не Вера Васильевна, — раздался пожилой мужской голос с легким налетом казахского акцента. — Это Сегизбаев говорит. Валя?.. Добрый вечер.

— Ой, простите, Максут Сегизбаевич!

Глеб тоже вышел в прихожую.

У них была сильная мембрана, и до него доносилось каждое слово. С Сегизбаевым он познакомился четыре года назад, четыре с лишним, приехав из Целинограда в качестве новоиспеченного мужа. А Валя вообще знала его с самого раннего детства. Отец во многих местах с ним работал и дружил. Сегизбаевы были непременными участниками семейных торжеств, и у них Нестеровы-старшие тоже бывали.

— А прощать как будто и нечего, — продолжал он. — Вы ждете звонка от Веры Васильевны?

— Да. Мама во дворе с Николкой. Просила ее позвать, как только Вера Васильевна позвонит.

— Я очень был бы рад поговорить с Валентиной Григорьевной, но не хочу лишать ее удовольствия прогулки с внуком. Вы все стали уже очень самостоятельными, взрослыми. А внуки… Им — мы еще нужны.

Валя спросила:

— Надо понимать, что вести неутешительные?.. Да, Максут Сегизбаевич?

Сегизбаев кашлянул.

— Помолчи, женщина, — сказал он чуть погодя, подстраиваясь под непререкаемый тон восточного властителя. — Не торопи события. События идут своим чередом. Сегодня совет мудрейших экспертов заседал почти три часа и не пришел ни к какому решению… Александров и я, — мы видим все достоинства и преимущества нестеровского предложения и отстаиваем его. Ляпунов — не видит и протестует, как всегда… Представители треста?.. Они же в общем исполнители. Скажут им — делайте, — и они будут делать. Скажут — не делайте, — они не будут делать.

— А кто, кто теперь должен сказать?

— Кто? Министр. Завтра в десять у него совещание по нашему вопросу. Окончательное. Но я застал его сегодня в конце дня, говорил по телефону и добросовестно изложил точку зрения сторонников. Ты от моего имени скажи маме, я считаю — Юрий Константинович и на этот раз окажется прав. Понимаешь?… Скажи — я больше, чем считаю. Я уверен.