Неподвижная земля

«…Местами разрушение начинается на некотором расстоянии от краев плато, получаются параллельные ему глубокие трещины, которые дают каньоноподобные образования; или же оно прорывает трещины, направленные перпендикулярно к берегу; трещины эти, расширяясь в дикие ущелья или покрытые галечником котловины, спускаются к уровню степи узкими лощинами или широкими крутыми уступами. Такие размытые долины врезываются далеко в глубь степи, и в их стенах образуются часто пещеры и мрачные расщелины, напоминающие дымоходы.

Величие этих образований выразилось в легендах. Сын моего киргизского проводника, интеллигентный юноша, посещавший шесть лет русскую школу в Асхабаде, предложил показать мне недалеко от своего аула пещеру, которая будто бы не имеет конца и в которую никогда еще не проникал ни один киргиз и ни за что на это не решился бы. В этой пещере живет змея такой величины, как те большие змеи, что едят людей, и у этой змеи огромные сокровища. Есть там еще большой глубокий колодезь, самый большой и глубокий из всех колодцев; из того колодца дует по временам такой ураган, что ни один человек не может тогда пройти мимо пещеры. Мы захватили спички и свечи из моего багажа и отправились верхом. На половине подъема по выветрившейся стене долины мы достигли входа в пещеру; я отправился вперед, за мной следовал киргиз, довольный своим маленьким приключением, но не совсем свободный от страха, навеянного бабушкиными сказками. Пред нами был узкий ход, пол которого шел сначала ровно и прямо, а затем стал извиваться и вести вверх, то под наклоном, то ступенями; местами же он вдруг круто сворачивал вниз, заставляя нас все время скользить и карабкаться. Густой мучнистый слой из распавшихся горных пород покрывал его. Галечник и перегораживавшие дорогу камни затрудняли движение. Несколько раз, когда мы думали, что достигли уже конца, ход вел круто вверх в виде дымовой трубы, и мы на четвереньках ползли дальше.

Наконец, сверху в пещеру проник луч света, и я увидел, что верхний конец «дымохода» пересекался высокою продольною трещиною и таким образом сообщался с внешним миром.

Итак, мы имели здесь, следовательно, дело просто с продуктом грандиозного размывания. При этом находили себе отчасти подтверждение и все фантастические рассказы, так как через продольную трещину ветер мог свободно проникать в этот подземный лабиринт и затем вырываться со свистом и ревом, наводившим страх на людей, как все им непонятное. Нужно к этому прибавить еще отдававшийся от стен узких ходов шум крыльев и крик птиц, свивших себе здесь гнезда, действительные происшествия со змеями… народную молву, которая все разукрашивала, устную передачу от поколения к поколению — и вот легенда живет и по сей день, и едва ли мое открытие разрушит ее.

Когда мы ехали обратно, молодой киргиз с гордостью заявил мне, что он рад, что побывал в пещере, в которую до него не вступала нога человеческая, что теперь он знает, что пещера имеет конец, но что дома все-таки он расскажет, что видел большую змею. При этом он скромно сознался, что один и без света он все же не пошел бы туда. Немного погодя он заметил почти робко, с трогательно-прекрасным инстинктом сожаления об утерянном детском веровании: «А ведь жалко, что мы нашли конец пещеры».