Чтобы не повторяться в остальном, я приведу лишь один документ. По времени он относится к тому периоду, когда поэт вторично впал в немилость и был выслан из Оренбурга снова в Орск. Произошел короткий разговор шефа жандармов графа Орлова — на аудиенции у Николая I. Шевченко было определено пребывать на Мангышлаке, где Каспий с одной стороны и пустыня — с другой отрежут его от мира. 14 октября 1850 года почтовая лодка «Ласточка», уходившая из Гурьева последней в ту навигацию, приняла на борт немолодого сумрачного солдата.
«Рядовой Тарас Григорьев Шевченко православного вероисповедания. От роду 39 лет. Росту 2 аршина 5 вершков. Лицо чистое, волосы на голове и бровях темно-русые, глаза темно-серые, нос обыкновенный, а происхождение оного, по получению полных сведений, неизвестно. По высочайшему повелению за политические преступления в службу поступил рядовым 23 июня 1847 года, в сей батальон 8 октября 1850 года. Во время службы своей в походах и делах против неприятеля не был. Грамоте читать и писать умеет. В домовых отпусках не был. По высочайшему повелению, изъясненному в предписании господина командующего 23 пехотной дивизией от 10 июня 1847 года за № 25, за сочинение возмутительных стихов он определен на службу в отдельный оренбургский корпус рядовым с правом выслуги, под строжайший надзор, с воспрещением писать и рисовать и чтобы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений. Холост. Состоит в комплекте».
Прочитав эту бумагу, можно было понять и много лет спустя разделить безысходную тоску большого поэта и живописца, которого оторвали от жизни, лишили бумаги и красок… Для него Мангышлак был могилой, в которой его похоронили заживо и даже не поставили приметного каменного креста.
А для казахов, для туркменов — Мангышлак был родной землей, которую они знали до последнего бугорка, которую они прошли по всем дорогам и тропам, которую любили именно за отдаленность, что давало им чувство независимости.
Вечером у себя дома Есеке показывал мне книги и свои рукописи. В пишущую машинку на столе у окна был заложен лист бумаги. Есеке заканчивал книгу о Шевченко для одного издательства в Киеве.
Разговаривать было интересно, потому что он тщательно собирал и хранил в памяти события той самой живой, нигде не записанной истории, которая интересовала и меня.
Я спросил, знает ли он книгу Карутца.
— Знаю, — сказал Есеке.
— А кто был у него проводником? Он не называет его имени.
— Проводником был Ораз Унгалбаев, из рода бектемис, бектемисы относятся к большому племени жары́. А когда в пещеру ездили, провожатым был сын Ораза — Нурсултан.
Несколько позднее — уже около 1910 года — Нурсултана с волчьим билетом исключили из асхабадской гимназии за вольнодумство и участие в революционных кружках. О нем написано в истории Компартии Казахстана. Умер он не старым человеком — в 1927 году.
Память у Есеке была отличная — хорошо тренированная память историка по призванию. А кроме того, он принадлежал к тем щедрым и широким людям, которым доставляет удовольствие делиться знанием.
Русские беглецы?.. Да, такие люди действительно были. Попадали сюда по разным причинам. Бежали крепостные — от лютых несправедливостей своих господ. Солдаты — от тягот царской службы. Адаевцы принимали их. Кто хотел остаться насовсем, мог жениться. При этом требовалось выполнить два условия: он должен научиться говорить по-казахски, хотя бы мало-мало, и совершить обряд обрезания.
Не все, но некоторые роды повелись от этих русских. Так, когда-то на Каспии произошло кораблекрушение, неподалеку от мангышлакских берегов потонула шхуна. Должно быть, все погибли, но одного матроса выбросило волнами в этих местах. Он остался, и остался его род — т у я к (туяк — копыто; но иногда это слово употреблялось применительно к человеку, который запечатлел свой след на земле). Есть еще л е с к е й; какой-то Алексей, мой тезка, пристал к ним, поставил юрту… И туяк, и лескей — оба рода примерно 250-летней давности или чуть больше.