Неподвижная земля

— Абеке, выбрали нас и послали нас потому, что мы родом из песков и не заблудимся, если надо с одного колодца дойти до другого. Ну, хотя бы из вашего Каркына — до Тынысбая или до Бал-Кудука…

— Об этом ты уже говорил, — возразил старик.

— Да. А сейчас окажу еще, зачем нас послали… Абеке! Немес воюет не только там, где война. Своих людей он шлет далеко в тыл. Их зовут — диверсанты… Вы здесь поблизости никого не видали чужих?

— Края у нас глухие, — ответил старик, подумав. — Человек, не пройдет так, чтобы я не заметил. Алибай тоже никого не встречал. А он ходит за скотом и ставит капканы на лис далеко в стороне. Мы бы знали…

Они немного помолчали.

— Келин! — окликнул вдруг Абеке младшую сноху. — Пойди и посмотри, сварилось ли мясо…

Но дело было вовсе не в бесбармаке — готов он или не готов. За бесбармаком присматривала Манал. А просто один из бойцов-казахов, ведя напоенных коней от колодца, что-то на ходу бросил Жаныл, а она ему коротко, застенчиво ответила.

Старик поднялся и сам тоже подошел к кипящему казану.

— У-у, этот Досымжан… — свирепо пробормотал сержант, и его свирепость явно не соответствовала степени проступка. И так же зло он бросил ему, когда тот подошел: — Досымжан, садись. Сиди здесь, нечего болтать с бабами!

Лейтенант не обратил на это никакого внимания. Он негромко спросил:

— Шеген… Ты знал его раньше. Скажи — вот Абеке мог бы укрыть кого-то? Из чужих. Ну, родственника… Или знакомого.

— Нет. Не мог бы, — мрачно ответил Шеген.

Старик вернулся и Алибай — с блюдом в руках.

Абеке за дастарханом принялся разделывать баранью голову острым ножом и по обычаю, принятому в этих местах, почетному гостю, лейтенанту, подал кусок носа.

— Писмилла! — сказал он.

И все принялись за еду.

IV

Напротив подполковника Андреева в его кабинете сидел пожилой худощавый капитан, совсем не похожий на военного.

Андреев говорил:

— Шифровку — всем райотделам НКГБ, НКВД, всем отделениям милиции и райвоенкоматам: прилегающим казахстанским, туркменским, узбекским. Каракалпакским тоже. Обо всех происшествиях, как там, на севере, было, немедленно сообщать нам.

Капитан, делавший пометки в блокноте, сказал:

— Еще до такой шифровки они запрашивали — какую помощь людьми мы им окажем.

— Понятно! Теперь особенно будут прибедняться и клянчить! Мы и так дали им конные патрули. Пусть обходятся тем, что у них есть, и делают особый упор на истребительные батальоны из гражданских.

— Там народу — кот наплакал. Сельские же местности…

— Вы известный заступник! Как будто я сам не знаю, какая у них в песках плотность населения! Ладно… Сообщите заодно, несколько патрулей мы еще пошлем. А сколько и куда — уточним завтра. Но пусть не рассчитывают, что я в состоянии родить им целую дивизию. Когда я сам что-нибудь прошу, в ответ слышу: ты обойдешься, у тебя же необитаемый театр военных действий… Не фронт…

Капитан поднялся, потер морщинистую загорелую шею.

— А мост — стоит, Владимир Антонович, — сказал он, как будто сообщал новость.

Солнце в песках сдвинулось с полдня, когда Алибай собрался к ближним барханам — взглянуть, на месте ли две верблюдицы с верблюжатами и старый, плешивый атан[13].

— Ата, — сказал мальчик отцу, — Рахыш у нас совсем застоялся…

К изгороди был привязан темно-рыжий конь с белой звездочкой на лбу. Услышав свое имя, он навострил уши и повернул голову.

Но старик не разрешил.

— Пусть отдыхает. Послезавтра я собираюсь поехать в район. Тогда и прогуляется… А я на почту зайду, к военному начальнику. Может, он знает что-нибудь про твоих братьев, почему они не пишут домой.

Алибай даже не позволил себе вздохнуть. Он отправился пешком, а Рахыш переступил, чтобы смотреть ему вслед, и настойчиво заржал — просился с ним.

На барханами степенный атан, завидев своего молодого хозяина, презрительно выпятил нижнюю губу и на всякий случай отошел в сторону, и две молодые одногорбые верблюдицы последовали его примеру.

— Ты думаешь, я заставлю тебя воду таскать?..

Атан постоял в нерешительности. Остановились и верблюдицы, готовые при малейшем посягательстве на их свободу уйти еще дальше. Только верблюжонок — тот, что был потемнее, поменьше, — с детской доверчивостью тыкался в плечо Алибаю.

Все здесь было в порядке, и он собрался возвращаться, но как раз в это время из-за бархана выехали всадники — военные, шестеро, — и Алибай подождал, пока они с ним поравняются.

Эту группу возглавлял русский старший лейтенант, помощником у него — старшина-казах, зрелый мужчина, усатый, годами он превосходил остальных. И еще три молодых казаха — рядовые бойцы — были с ними. А один — на казаха не похож, но тоже восточного вида человек.

— Парень! Как тебя зовут? — окликнул старшина.

— Алибай…

— Алибай, тут, рядом, колодец должен быть… Каркын… Мы правильно едем?

— Да, Каркын здесь, недалеко.

— Проводи нас…

Старшина освободил ему одно стремя, и Алибай, устроившись впереди, направил коня к юртам, скрытым цепью барханов.

Рахыш, по-прежнему привязанный к изгороди, поднял голову, и тишина нарушилась заливистым ржанием. Абдрахман вышел из юрты, и обе женщины посмотрели — кто на этот раз завернул на их колодец?