Непоэмание

Он глядит на неё, скребёт на щеке щетину, покуда несут
соте.
«Ангел, не обжившийся в собственной красоте.
Ладно фотографировать – по-хорошему, надо красками,
на холсте.
Если Господь решил меня погубить – то Он, как обычно,
на высоте».

Он грызёт вокруг пальца кожу, изводясь в ожидании виски
и овощей.
«Мне сорок один, ей семнадцать, она ребёнок, а я кащей.
Сколько надо ей будет туфель, коротких юбочек и плащей;
Сколько будет вокруг неё молодых хлыщей;
Что ты, кретин, затеял, не понимаешь простых вещей?»

Она ждёт свой шейк и глядит на пряжку его ремня.
«Даже больно не было, правда, кровь потом шла два дня.
Такой вроде взрослый – а пятка детская прямо,
узенькая ступня.
Я хочу целоваться, вот интересно, он еще сердится на
меня?»

За обедом проходит час, а за ним другой.
Она медленно гладит его лодыжку своей ногой.

4 ноября 2007 года

Колыбельная

А ты спи-усни, моё сердце, давай-ка, иди ровнее, прохожих не окликай. Не толкай меня что есть силы, не отвлекай, ты давай к хорошему привыкай. И если что-то в тебе жило, а теперь вот ноет – оно пускай; где теперь маленький мальчик Мук, как там маленький мальчик Кай – то уже совсем не твои дела.

Ай как раньше да всё алмазы слетали с губ, ты всё делало скок-поскок; а теперь язык стал неповоротлив, тяжёл и скуп, словно состоит из железных скоб. И на месте сердца узи видит полый куб, и кромешную тишину слышит стетоскоп. Мук теперь падишах, Каю девочка первенца родила.

Мы-то раньше тонули, плавились в этом хмеле, росли любовными сомелье; всё могли, всем кругом прекословить смели, так хорошо хохотать умели, что было слышно за двадцать лье; певчие дети, все закадычные пустомели, мели-емели, в густом загаре, в одном белье – и засели в гнилье, и зеваем – аж шире рта.

И никто не узнает, как всё это шкворчит и вьется внутри, ужом на сковороде. Рвётся указательным по витрине, да зубочисткой по барной стойке, не важно, вилами по воде; рассыпается корианд ром, пшеничным, тминным зерном в ворде, —

Мук, как водится, весь в труде, Кай давно не верит подобной белиберде. У тебя в электрокардиограмме одна сплошная,

Да, разделительная черта.

16 ноября 2007 года

«Ну и что, у Борис Борисыча тоже…»