Непогода

Вера: «Привет! Я хотела узнать, когда ты будешь дома? Мне нужно забрать остальные вещи, я не брала ключи».

Мобильный хочется швырнуть в стену. Порыв, однако, мимолетный и поддается контролю. Выдержав минутную паузу, Антон пишет ответ. Быть может, чуть сильнее обычного ударяя пальцами по виртуальной клавиатуре.

Уже завтра он будет в Москве. Пусть Вера сразу и приходит.

Дома они нормально поговорят, и никуда она со своими гребанными вещами из его квартиры не денется.

Глава 13

Следующие несколько дней проходят однообразно. Работы, к счастью, полно – только она и спасает меня от переменных приступов то самобичевания, то жалости к себе любимой. Вечера я провожу в съемной квартире, привыкая к новым обстоятельствам. Выходить из дома не хочется совершенно: погода ухудшается день ото дня, настроение отсутствует, собственно, как и силы на любой досуг.

Мне не хватает множества оставленных в квартире Антона вещей: от предметов одежды до любимых книг, – но я далеко не сразу решаюсь написать мужу. Видеться с ним так скоро не хочется. Я с удовольствием сутками напролет лежала бы в кровати под одеялом и спала, спала, спала… Лишь бы не сталкиваться с необходимостью продолжать начавшееся противостояние.

Надежда на то, что Антон добровольно даст мне развод, уже не отличается прежней непоколебимостью. Я постоянно вспоминаю его взгляды, тон, выражение лица: нет, он совершенно не планирует отпускать меня без боя, и пусть это неожиданно, но одновременно объяснимо.

Антон не любит, когда его планы на жизнь рушатся. Не любит беспорядка, неопределенности и неудач. Увлеченная своими чувствами, я не учла, что в его жизнь развод привнесет нежелательный хаос. И очень зря: не стоило себя тешить мыслью о легком расторжении нашего брака.

К борьбе и выяснению отношений я не готова, но, вероятно, обойтись без этого не выйдет: намек в тоне ответного сообщения Антона вполне прозрачен. Так что к визиту в наш общий дом я настраиваюсь изо всех сил.

С утра у меня занятия в институте, куда в последние дни я ходила, если честно, в несвойственном мне небрежном облике. В посредственных сериалах обычно очень любят показывать молодых светил науки как неряшливых, симпатичных «ботанов», однако меня уж точно нельзя записать в ряды милых красоток, которым и мешок из-под картошки к лицу.

Я долго училась выглядеть сносно без приложения грандиозных усилий; прежняя я, если и позволяла себе небрежность, то лишь хорошо продуманную и выверенную: спадающие у висков завитки волос, строгие рубашки с лишней расстегнутой пуговицей, свободные свитера идеального кроя – вроде бы просто, но подобный стиль мне шел.

Да и чувствую я себя увереннее, как правило, не в облегающем платье и туфлях на шпильке, а в привычной, не сковывающей движений одежде, всегда уместной в стенах института. За мои преподавательские годы там еще не находились сумасшедшие, готовые на каблуках в десять сантиметров стоять за кафедрой два академических часа без перерыва.

Мы с коллегами вообще, за исключением парочки выдающихся экземпляров, не склонны к мазохизму: не ставим студентам дедлайны за ночь до экзамена, не задаем по десять письменных работ за учебный модуль, не отправляем десятками на пересдачи и не грыземся по поводу и без оного. Заявиться в родную альма-матер без макияжа и с опухшими от слез и недостатка сна глазами я могу спокойно, чем последние дни и пользуюсь.

Предстать в таком же виде под светлы очи Антона я, однако, не посмею ни за что на свете. Не нужно даже практической проверки гипотезы, чтобы знать: он молчать не станет. Заметит и мое состояние, и правильно истолкует то в свое пользу: кто же будет рыдать ночами напролет, если действительно хочет развестись. Поэтому собиралась я так, словно впереди ждет свидание, а не очередной виток семейной ссоры, в течение которого нужно умудриться взять все нужные мне в жизни вещи.

Надела лучшие строгие, расклешенные книзу брюки черного цвета и золотистый ажурный свитер, на мой взгляд, обманчиво-невинный: при желании разглядеть обнаженное тело под ним – плевое дело. К счастью, в институте сейчас довольно холодно, и можно было накинуть на плечи палантин: и согреет, и укроет от внимательных студенческих взоров – я еще не выжила из ума, чтобы заявиться в аудиторию в неуместно откровенном наряде.

С прической было уже проще: накрутив волосы плойкой, я расчесала кудри и, сбрызнув укладочным спреем, сформировала небрежные, естественные волны. Ничего необычного: иногда мне удается добиться подобного эффекта и не намеренно: нужно всего лишь удачно закрутить на голове «шишку» и проносить ее подольше.

Я помню, в каком был восторге Антон, однажды шутки ради сдернувший с моих волос резинку и неожиданно получивший шанс полюбоваться на самую соблазнительную из доступных женщинам укладок, которую моя бабушка всегда именовала презрительной народной присказкой «я упала с сеновала». Во взрослом возрасте я только посмеивалась над этим названием, не видя в нем ничего плохого: известно, чем люди на сеновалах занимаются.