Непохожие близнецы [До свадьбы заживет]

А Саша рванулся в нашу комнату и, открыв шкаф, стал, как девчонка, прикладывать к своему выходному костюму спортивные курточки и смотреться в зеркало.

— Ты на меня не сердись, — сказал он, в общем-то не обращая на меня внимания, — что я тебя не отговариваю от операции, я один мог терпеть твои штучки, может, и всю жизнь… но я теперь не один… то есть не совсем один… — поправился Саша.

Я хотел сказать, что я всё понимаю и что поэтому и решился на операцию, что Саша действительно теперь не один, то есть не совсем один, но вместо этого сказал:

— И на нашем участке не останется ни одного комара… потому что комар, которому зальют жало парафином, скажет остальным комарам: «Летим, братцы, отсюда скорей, а то здесь носы парафином заливают!..» И тогда одну девочку… перестанут кусать комары… Ну, пока, Саша, прощай, — сказал я, стараясь не смотреть на своего брата. Когда я смотрел на Сашу, то казалось, что как будто это я в зеркале собираюсь на свидание. — Прощай, — сказал я ещё раз.

— Почему прощай? — удивился Саша. — До свидания.

— Может, не увидимся, — сказал я.

— Как — не увидимся? — ещё больше удивился Саша. — Почему не увидимся? Это же не сложная операция… не очень сложная…

— Нет, я говорю: не увидимся… как близнецы… а увидимся просто… как родные братья…

С этими словами я вышел из дому на крыльцо.

Когда мой брат Саша копает в огороде грядки или колет в сарае дрова, он говорит, что в это время он испытывает какую-то мышечную радость, которую открыл академик Павлов, про которого я видел кино по телевизору. В кино, правда, он про эту радость ничего не говорил, но Саша говорит, что он про неё писал в какой-то книге. А раз Саша говорит, что академик Павлов писал про эту радость, — значит, это правда. Мой брат не я, он врать не станет.

А вообще-то мыть крыльцо я стал не для того, чтоб узнать, существует мышечная радость или нет, я стал его мыть, потому что на улице снова показалась Таня Кузовлева, и мне так захотелось, чтобы она хоть на одну секунду приняла меня за Сашу, что я ничего не мог сделать с собой, хотя после всего, что произошло и вообще… и в частности… мне совсем не следовало этого делать. Размазав тряпкой воду по лестнице, я так не сводил всё время глаз с Тани, что даже не заметил и не услышал, как возле крыльца с авоськами в руках появилась моя мама. Она ласково посмотрела на меня и спросила:

— А где наше наказание? (То есть где, значит, я.)

— Там, — сказал я.

Я ведь не врал, ведь в эту самую минуту не я, а Саша был моим наказанием. У меня опять где-то что-то сильно заболело. Это была совсем незнакомая и совсем непонятная мне боль, поэтому, когда за штакетником нашей дачи появилась Таня Кузовлева, я от неожиданности сел на мокрые доски крыльца, и мы долго пристально смотрели друг на друга.

— Я сейчас, — сказал я, вытирая руки о штаны. «Зачем?.. Ну зачем я это сказал?.. Это было просто подло с моей стороны».

— Мне… Сашу… — спокойно произнесла Таня.

— Я сейчас… — сказал я. — Я сейчас… его позову…

Рассказ восьмой «ПОЗОВИТЕ К ТЕЛЕФОНУ ВАШУ СОБАКУ»

Вот, например, я читал в одном журнале про птиц, как они узнают дорогу на юг в темноте, в тумане, ночью, пролетая над Великим или Тихим океаном. Никто, оказывается, не знает, как они ориентируются. Ни один учёный. А я думаю, что они узнают так, как Таня узнала, что я — это Лёша, а не Саша. Мама не узнала, а Таня узнала. А как Таня это узнала? Может быть, она узнала, как птицы безошибочно узнают дорогу на юг, пролетая в темноте, в тумане, ночью над Великим или Тихим океаном…

Саша и Таня уже давно стояли под берёзой и всё о чем-то разговаривали, а я всё как-то машинально размазывал тряпкой воду по доскам лестницы и всё старался не смотреть на них. Я всё смотрел на врагов, появившихся в поле моего зрения, — Тулькина, Мешкова и Дерябина — и думал об академике Павлове, что придумал эту мышечную радость, которую человек испытывает, скажем, моя грязную лестницу. Никакой мышечной радости, по-моему, от этого в жизни нет и не может быть… И вообще в жизни нет никаких радостей: ни мышечных и никаких других… Тем более, если тебя ждёт такая операция… А Тулькин там, по-моему, какой-то плакат приготовил, думает, наверно, что они вчера со мной сполна рассчитались. Но я-то помню, как я вчера дал всей пятернёй Сутулову по морде… Мешкову и Тулькину тоже, кажется, немного попало. Сейчас, как солнце начнёт поярче светить, так у Сутулова на щеках проявится отпечаток моей ладони, у меня, правда, тоже пожелтеет ладонь правой руки, но руку в крайнем случае можно держать в кармане, а щёку в карман не засунешь. И Лютатовский вылез. Интересно, о чём это они с Тулькиным сговариваются?.. Ну, если они только заденут Сашу с Таней, я им покажу…