Непокоренная Березина

Немец стоял в шести шагах. Юфереву показалось, что он слышит даже его вздохи и чувствует, как от страха у него дрожат колени. Верно, так оно и было. Сгустившаяся тьма дикого болота дохнула на фашиста адом, и он в смертельном ужасе завопил: «Ганс, Ганс! Подожди!» — и кинулся бежать к лесу.

С наступлением темноты немцы прекратили преследование, но в покое торфяное болото не оставили. Они подтянули к нему несколько пулеметов и подвергли сильному перекрестному огню с близкого расстояния каждую кочку. Били целых полтора часа без роздыха.

Десантники выходили из болота ночью под командованием старшего лейтенанта Михайлова в сложных условиях. Наконец уцелевшие собрались в ранее установленном месте — на опушке леса, в километре северо-восточнее деревни Негновичи. Не вернулись двое…

Оказались ранеными еще два десантника, в том числе и старший сержант Завьялов. Подполковника Спрогиса принесли на плащ-палатке. Пуля угодила ему в живот. Артур Карлович изредка стонал, просил побыстрее доставить его в основной лагерь, ближе к поляне, где можно было посадить самолет.

Кто-то сбегал в Приямино, нашел там и подогнал подводу. Командира и Завьялова положили на телегу и тронулись в путь. Все спешили до рассвета перейти реку Нача у деревни Заполье, чтобы затемно углубиться в леса юго-западнее Крупки. Сандыбаев горько вздохнул:

— Я же говорил! Накаркал паршивый ворон беду. Не поверили. А Сандыбай всегда прав. Он народную мудрость знает…

— Отстань ты со своими воронами, мудрец народный, — отмахнулся от него Жуков.

Его поддержал Дмитриев:

— Не нам они накликали беду, а тем, кто в вагонах ехал. Понял? Их там не один десяток лежит. Да кто? Офицеры вермахта!

Сандыбаев умолк. Молчали и его друзья. Скорбно шли они за телегой. Жалко было своих боевых друзей. И тех, которые погибли, и тех, что сейчас на пороге смерти. Утешало лишь одно: люди честно выполнили свой долг перед Родиной, перед народом.

О ранении Спрогиса комиссар Огнивцев немедленно доложил Центру. Через день, в ночь на 7 октября, на лесной поляне, западнее деревни Дмитровичи, приземлился знакомый партизанский спаситель Ли-2. Без опозданий, как и было сказано в телеграмме Центра. С его прибытием оборвались и тяжкие думы комиссара о растаявших запасах медикаментов, продовольствия, боеприпасов. Из самолета при блеклом свете луны быстро выгрузили ящики с патронами, гранатами, толом, магнитными минами, тюки с консервами, медикаментами, мешки с сухарями, сахар и соль. Медики поднесли к трапу носилки с командиром. Комиссар обнял его:

— Ну, ни пуха, ни пера, дорогой друг Артур! Счастливого полета и быстрейшего возвращения. Мне будет горько без тебя, родной мой побратим.

Вместе со Спрогисом отправили остальных раненых десантников и партизан.

Летчики заняли свои места, инструктор-парашютист, помахав прощально рукой остающимся, захлопнул дверь. Взревели моторы, но в ту же минуту дверь распахнулась, и из нее просунулась рука пилота с пакетом:

— Извините, чуть не забыл… Лично вам, товарищ комиссар, из Центра пакет.

Самолет, слегка подпрыгивая на бугорках, сделал небольшой пробег и плавно поднялся над сонным тихим лесом. Только на линии взлета на какую-то минуту очнулись березки, прощально помахали своими золотыми кудряшками и снова погрузились в дремоту.

При тусклом свете угасающего костра комиссар вскрыл пакет и прочел:

«Благодарим за первые удары по врагу и разведывательные данные. Продолжайте наносить удары с нарастающей силой. Сведения о передвижениях противника обязательны и немедленны. Желаем новых удач!»

Новые удачи. Будут ли они? Думай, комиссар. Думай. Ведь теперь ты за все в ответе. Один-одинешенек. Теперь в твоем лице — и командир, и комиссар.

Телеграмма из Центра

Тоскливо стало на душе Огнивцева после отлета командира на Большую землю. Опустив голову, сидел он у погасшего костра и думал о дальнейшей работе. Первый раз он остался без командира, главы воинского коллектива и души войскового товарищества. В тот первый поход к Велижу командир тоже был ранен, но легко, и не покинул отряд. Да если бы он и согласился эвакуироваться, то не на чем было бы вывезти из вражеского тыла. С командиром всегда куда легче и веселее, чем одному, со всех сторон вольготнее. И посоветоваться, и обговорить предстоящие действия, и пошутить. А теперь…

На плечо Огнивцева легла рука Алексеева. Первый раз он ее так положил по-свойски, по-братски.

— Не тужите, товарищ комиссар. Не пропадем. Теперь мы не пасынки у судьбы — есть кое-какой опыт. Да с орлами такими!.. Столько коммунистов, комсомольцев! Силища! Идите-ка, дорогой наш друг и товарищ, отдохните, вздремните. А я подумаю насчет разведки Борисова.