Непокоренная Березина

После гражданской войны Артур Спрогис остается на западных рубежах Родины, преследует вражеских диверсантов, контрабандистов, связников иностранных разведок. Летом тридцать шестого он, теперь уже выпускник Высшей пограничной школы ОГПУ, отправляется добровольцем на фронт в Испанию, горя желанием помочь республике подавить мятеж кровавого генерала Франко. В самую трудную боевую пору инструктор республиканской армии Испании Артур Спрогис становится командиром спецотряда разведчиков 11-й интернациональной бригады, действующего в основном во вражеских тылах. Под его руководством андалузские шахтеры, батраки латифундий, мадридские студенты овладевают искусством борьбы и успешно взрывают патронный завод в Толедо, надолго лишая немецко-фашистский легион «Кондор» боеприпасов. Затем уничтожают двадцать эшелонов с продовольствием и горючим. От их рук взлетают в воздух мосты и переправы. Наконец отряд захватывает под Гвадалахарой в дерзкой схватке группу старших офицеров мятежного штаба и ценные документы…

Почти два года провел в боях на Пиренеях Артур Спрогис. Орден Ленина и орден Красного Знамени заслужил он на испанской земле в первых яростных сражениях с фашизмом, нависшим зловещей тучей над Европой. Он стал испытанным большевиком-интернационалистом.

Артур Карлович Спрогис как бы вобрал в себя все те лучшие качества, что Коммунистическая партия воспитала у молодого поколения, которому суждено было своими руками строить социалистическое общество и защищать его от недругов. Это и высокая идейность, политическая страстность, великая, необоримая любовь к Советской Родине, навсегда избавившейся от капитализма, это и классовое уважение и солидарность с угнетенными народами мира, сочувствие, органически связанное с желанием и стремлением активно помочь им избавиться от гнета, это и жгучая, неугасимая ненависть к врагам мира и социализма, готовность к борьбе с ними до победного конца.

С началом Великой Отечественной войны Спрогис снова на переднем крае — в разведке.

Рассказывая обо всем, что можно было рассказать верному боевому другу и что в сущности перестало уже быть секретом, Огнивцев не жалел красок и не сдерживал собственных эмоций. Он искренне уважал Спрогиса.

— Да-а, совсем вы меня доконали, Иван Александрович, — расстроился Николай Алексеев. — Как же теперь мне быть? Теперь же я спать перестану, пока не запишете меня в отряд. Скажите командиру, что я… что мы…

— Скажу, Николай, скажу, — обещал Огнивцев, — а теперь веди в казарму. Время к ужину. Самый резон с народом встретиться. Только о белорусских лесах ни слова.

— Все понятно, товарищ комиссар. Это можно и без предупреждения.

В казарме стоял полумрак — экономили электричество. Пахло крепким мужским духом. Возвратившиеся с занятий бойцы мылись, чистились, готовясь к ужину. Стоял сдержанный деловой шум.

Первым в казарме вошедших встретил сержант Сандыбаев. Видимо, он догадывался, что Огнивцев с Алексеевым обязательно зайдут сюда, чтобы повидаться с «резервистами», а раньше всего с бывшими участниками совместного рейда Отряда особого назначения. В его глазах горела неподдельная радость. А когда заговорили о новом деле, Сандыбаев встал по команде «смирно» и попросил:

— Возьмите, товарищ комиссар. Не подведу. Честное комсомольское!

Ну как не взять такого смекалистого, преданного делу, надежного, геройского парня. Его зачислили в отряд первым. Дальнейшее комплектование продолжалось без особых затруднений. Первые бои сами собой выявили кто на что способен, кто чего стоит. Эти парни были перед командиром и комиссаром как на ладони. За три-четыре дня перебрали, прощупали несколько десятков кадровых сержантов и солдат, уже отмеченных вражескими пулями. Состоялось более чем приятное знакомство и с замечательными московскими комсомольцами-добровольцами, которые по призыву Центрального Комитета комсомола в первые же дни войны явились в столичные военкоматы и выразили согласие выполнять боевые задания в фашистском тылу. Многие из них успели не раз побывать за линией фронта и, как говорится, хорошо знали, почем фунт фронтового лиха. Свежие повязки свидетельствовали, что их владельцы буквально несколько дней тому назад вернулись с боевого задания, их раны еще не зарубцевались как следует, а они снова рвались в бой, горя ненавистью к наглому врагу. Вскорости в списках оперативной группы оказались московские комсомольцы-добровольцы: Болдин Владимир Иванович, Бубнов Анатолий Михайлович, Буташин Виктор Семенович, Дмитриев Дмитрий Маринович, Флягин Александр Петрович и другие.

Самым младшим по возрасту среди них был 16-летний Витя Ромахин. Он к этому времени уже успел окончить школу радистов. Поначалу Огнивцев засомневался — брать или не брать. Больно уж молод, тянется к романтике. А там — романтика совсем не романтическая — пули, болота, кровь, смерть… Не испугается ли? Не разочаруется? И только потом, много недель спустя, Огнивцев радовался, что поверил в парня. Витя оказался не только отличным радистом, но и на редкость храбрым солдатом.