Второе. Диверсионными действиями на коммуникациях врага, дерзкими нападениями на штабы и комендатуры уничтожать его живую силу и технику, нарушая подвоз боеприпасов, горючего, продовольствия и резервов к линии фронта. Захватывать штабные документы, солдат и офицеров вермахта с целью получения разведывательных данных.
Третье. Осуществлять постоянное оперативное руководство и координировать действия ранее выброшенных разведывательных десантных групп и отрядов.
Четвертое. Информировать военный совет фронта о мероприятиях, проводимых немецким командованием на временно оккупированной территории…
Соколовский сурово чеканил строки боевого приказа, как бы видя перед собой летящие под откос воинские эшелоны, горящие склады, поднятые на воздух штабы противника. Закончив, он чуть задумался, как бы взвешивая, все ли учтено. Затем положил приказ в папку, захлопнул ее и резко отрубил:
— Все. Задача ясна?
— Так точно!
— Тогда прошу к карте, — генерал первым подошел к ней. — Высадиться вот сюда. В леса, километрах в пятнадцати — двадцати юго-восточнее Борисова, в районе деревни Гумны. Кто из вас двоих полетит первым рейсом — определите сами. Если все пройдет благополучно, примите другие рейсы с десантом и грузом. Все остальное — в зависимости от обстановки. Народ вы бывалый, смекалистый, как говорится, тертый… сами разберетесь, что и как. Об одном хочу предупредить особенно серьезно. Наши ранее выброшенные группы всерьез всполошили гарнизоны фашистов. По докладам командиров групп, на ликвидацию разведчиков и диверсантов брошены крупные силы врага. Будьте сами трижды бдительны и передайте об этом всем нашим товарищам. Вопросы?
— Ясно, товарищ генерал! Разрешите узнать, когда вылет?
— Завтра ночью. Ждите команду. Людям дайте хорошенько отдохнуть.
— Есть!
— Оружие, боеприпасы, взрывчатку, продовольствие на первое время, медикаменты, как мне доложили, вы уже получили.
— Так точно. Все готово.
— Тогда, как говорится, ни пуха ни пера. В добрый путь! Помните, товарищи, ваша работа нам чрезвычайно нужна.
До свидания, родная Москва!
Расставание всегда грустно, всегда тревожит грудь. И особенно когда ты вжился в обстановку, полюбил ее, когда в твоем сознании все так живо, свежо, памятно. Кажется, что ты прощаешься с самым дорогим, близким, без чего станешь беднее, сиротливее…
Много ли довелось пожить в Москве? Считанные месяцы. А уже так привязался к ней, так полюбил ее, что глаза невольно заволакиваются тоскою. Доведется ли вернуться сюда — в столицу? Куда уведут военные дороги?
А с улицы, как нарочно, будто чтобы еще сильнее разбередить душу, доносится песня уходящих по Ленинградскому шоссе маршевиков:
Десантники идут по бетонке Центрального аэродрома слитным строем, но без песни. Группа улетает незаметно, не привлекая излишнего внимания к себе. Гудит под сапогами бетон. В начале взлетной полосы горбятся, пластают крылья неказистые на вид, но надежные двухмоторные «Ли-2». Дверцы камуфлированных машин распахнуты. К ним поданы трапы. Туда идут десантники. Их немного. Всего 20 человек, группа, которой предстоит первой совершить прыжок в ночь, в неизвестность. Там — в белорусских лесах, у небольшой деревушки, никто их не ждет, не встретит. Разве что вражеская засада, эсэсовский пулемет. Впрочем, к чему такая трусливая мысль? По данным партизан, район предполагаемой высадки не занят врагом. За первой группой пойдут и остальные. С первой летит комиссар, со второй — командир, далее грузы, взрывчатка.
Спрогис и Огнивцев прибыли на аэродром первыми и теперь беседовали у самолета с летчиками. «Летуны» — ребята бывалые, уже не раз пересекавшие линию фронта — к разведчикам и партизанам. В голосе каждого из них звучит уверенность в удачном исходе полета.
— Пойдем на Калинин, Селижарово, Торопец, Бешенковичи, — спокойно говорит командир экипажа, водя карандашом по плексигласу планшетки, хотя на аэродроме наступили уже сумерки и непосвященному трудно что-либо разобрать на карте. — Ну, а там бросок на юг — на озеро Лукомльское, по лесным массивам — и прямо к вам.