— Скоро увидимся, отдохни немного. За тобой придут, — не обращая внимания на застывших неподвижно женщин, судя по всему, прислугу, сказал принц Аль-Махаби, перед тем как передать меня в их руки.
Меня проводили в роскошные апартаменты. Одна из девушек с подобострастной улыбкой сказала, что как раз готовят ванную, уточнила, какие цвета в одежде я предпочитаю. Вторая расчесала мои волосы и стянула в косу.
— Кофе, щербет и рахат-лукум, госпожа, — в комнате появилась еще одна женщина, она чинно поклонилась и поставила передо мной золотой поднос с восточными яствами.
Кофе был изумительным, а вот лукум мне не понравился: оказался слишком уж сладким для девушки, которая практически не ела сладостей. Чтобы не смущать женщин, которых мой поступок встревожил, я выпила щербет, параллельно кивнув на несколько арабских платьев — из зеленого и синего шелка. Мне захотелось рассмотреть ткань поближе, я попыталась встать… и не смогла.
Сонливость не просто навалилась — она как будто накрыла, путая мысли и опуская веки. Я даже не поняла, как моя голова коснулась предупредительно поданной подушки.
Как меня укрывали одеялом, я уже не запомнила, потому что погрузилась в глубокий сон…
Висам
Рабочий кабинет отца, его высочества эмира Давуда Джабира Аль-Махаби, совсем не напоминал ту спартанскую, строгую и минималистическую обстановку кабинетов, в которых любили работать неверные. Здесь не было лаконичной мебели. Огромных стеклянных пространств и дорогого аскетизма.
Стены были расписаны арабесками. Символами успеха и восхождения, повторяющего историю нашей земли, потолок напоминал купол голубого неба над пустыней. Мягкие подушки на лавах, кальян, ковры и арки с вазами и блюдами напоминали отцу о тех далеких временах, когда его колыбелью была сама пустыня. Он родился в семье бедуинов-кочевников в тот отрезок времени, когда арабские Эмираты еще не достигли настоящего величия.
Отец всегда помнил о своих корнях, когда воссоздавал родной эмират, приумножая его богатство и славу. Иногда, как он сам говорил, ему хотелось сменить роскошь дворца на тень походного шатра, морской бриз — на дыхание саммама. Но я все же склонен был полагать, что отец лукавит.
Увы, сегодня наша утренняя встреча началась совсем не так, как я того ожидал.
Не успела Кира сеть в машину, как отец уже был осведомлен обо всем. Это я полагал, что у меня есть в запасе несколько часов времени до его пробуждения. Увы. Не успел я попросить об аудиенции, как меня едва ли не под конвоем попросили явиться к нему.
Я знал, что разговор будет не из легких, но не собирался отступать ни в коем случае. Я встретил ту. Кого захотел наконец видеть своей женой и матерью маленьких эмиров. На религиозные запреты мне, получившему превосходное образование в Европе и Штатах, было откровенно плевать — это пусть Газаль и Мелеки, мои сестры, помнят о традициях.
Отец хмуро кивнул мне. Белая куфия[i] подчеркивала смоль его глаз, хмуро поджатые губы и пульсирующую на виске жилку, изумруд в эгале [ii]мог посоперничать с блеском молний во взгляде эмира. Поправив отворот бишта [iii]на груди, отец хмуро указал мне на расшитые поушки на полу.
— Доброго здравия, отец. Я вернулся, как и обещал, к назначенному времени, — начал я, чтобы ему было не стыдно меня отчитывать. — Мне нужно было проконтролировать условия сделки.
— Салам алейкум, Висам. Ты решил опозорить мой дом! Ты привез сюда дочь гяура, неверную шармуту! — в сердцах процедил сквозь зубы Давуд. — Я не раз и не два позволял тебе предаваться разврату в твоих личных владениях, но сейчас ты перешел все границы!
— Тебе неверно изложили суть, — я не собирался пасовать. — Кира Полянская — не шармута. Я никому не позволю так о ней говорить! Она дочь нашего делового партнера, поэтому я требую уважения к моей гостье!
— Не шармута? — разъярился отец. — Да за то, как бесстыдно она отдалась тебе на нашем семейном пляже, я могу велеть засечь ее плетьми до смерти, и никто меня не осудит! Я требую твоих пояснений, что эта женщина делает в моем доме, и как скоро ты намереваешься избавить нас от ее присутствия здесь!
Этот момент настал. Я ждал его с самого начала. Пусть сейчас лицо отца побагровеет, я принял решение и не сверну с намеченного пути.
— Тебе придется уважать мой выбор, отец. Эта женщина не покинет дом, пока ты и мать не дадите своего благословения на обряд священного никяха[iv]. Я хочу, чтобы Кира стала моей женой и родила мне сыновей, а тебе — внуков. Не смотри на меня так, отец. У меня было предостаточно времени все обдумать и решить. К тому же, нас связала воля Аллаха.
Отец сдержался. Хмуро кивнул, лишь дрожащие губы выдали его отношение к происходящему.
— Ты прекрасно знал, что так не делается, Висам. Это исключено. Твоей женой станет дочь могущественной семьи, чистая и целомудренная, как слезы дождя. Белокурая гурия затмила твой разум, но это пройдет.
— Это не пройдет, отец. Кира не вернется домой. Я увез ее и не позволю уехать, пока она не смирится с участью и не станет моей. И ты мне в этом поможешь, верно?
Отец не ответил. Нажал кнопку вызова на телефоне.