Я подхватывала Шукшунчика в тот самый момент, когда хрустальным лилиям грозила неминуемая гибель, и несла в беседку, где он спал, свернувшись калачиком в большой корзинке. Ночи зверек проводил в спальне, да еще и повадился забираться в постель, прижимаясь теплым тельцем так, что приходилось перекладывать его в ноги — ночи в Найлирии теплые. Утром ушастый проказник чудесным образом вновь оказывался под одеялом, сопящим мне в спину.
— Шукшунчик, тебе нравится?
Малыш спрыгнул с кровати, повертелся на месте и фыркнул в сторону двери, дескать, хватит наряжаться, обедать пора. Покушать малыш любил — в этом мы с ним были на редкость единодушны.
— Хейли, его не кормили сегодня?
— Как же, миледи, не кормили его! Целую курицу умял, куда только вмещается?
— Он растет, — заступилась я за обжорку.
С другой стороны, девушка права — эдак Шукшунчик станет круглым, как шарик, и будет не семенить на своих коротеньких ножках, а катится мячиком по паркету.
— Вечером попрошу для него двойную порцию, — подмигнула Хейли. — Вы точно решили оставить его себе? Он выглядит уже вполне здоровым… Дикие звери не живут в неволе, миледи.
— Знаю, но… Мы с его сиятельством пробовали выпустить малыша в лес — бедняга так испугался! Пришлось взять его на руки и принести обратно. Привык, наверное…
— Может, он и не дикий вовсе, миледи? Слишком ручной. Странно, что лекарь не разобрался, что за диковинку вы подобрали.
— Ты же помнишь, Шукшунчик даже толком не дал себя осмотреть, так и норовил укусить его за руку. Будем считать, что это помесь собаки с… да мало ли с кем. И вообще — какая разница? Мы его любим, а он нас — это главное.
Хейли скептически усмехнулась, но промолчала, предпочитая вновь вернуться к разговору о платьях. Намечалось важное мероприятие — помолвка принцессы Линель и Киарана, наследного принца Найлирии. Одна только прическа заняла два часа, если не больше. Я терпеливо выдержала и жар щипцов, и острые шпильки в тугих завитках, уложенных на голове в причудливую башню. Горничная словно готовила меня к бою — бою с придворными модницами. «Моя госпожа будет лучше всех», — приговаривала Хейли себе под нос, продолжая вертеть кудри и обвивая каждую прядь золотистой ниткой, усыпанной крошечными бриллиантами.
Образ был продуман до мелочей — от макушки до шелковых туфелек, от цветов в волосах до батистовых панталон.
Надо ли говорить, что спускалась вниз я в отличном расположении духа? У подножья лестницы меня уже ждали барон Монфор и Брендон. Но если первый при виде меня просиял и расплылся в добродушной улыбке, то второй замер, а затем торопливо протянул руку.
— Изабель, вы чудо как хороши! — восхищенно заметил пожилой мужчина — Граф, да вы счастливчик! Эх, молодость…
Барон не скупился на комплименты, в отличие от моего супруга. Тот молчал почти весь путь до королевской резиденции, будто обижался за что-то… Ну и ладно, пусть дуется. Болтать с бароном Монфором тоже было приятно. Заботливый, учтивый и добрый, барон любил пошутить, и часто, не дожидаясь реакции, от души смеялся собственным остротам. О том, что это, возможно, всего лишь талантливая маска, появившаяся за долгие годы дипломатической карьеры, думать не хотелось.
— Мне уже довелось присутствовать на королевской помолвке, — откровенничал барон. — Всевышний, дай вспомнить, когда же это было… Лет тридцать назад, не меньше. Помню, тогда жива была покойная королева, а ее величество, тогда еще наследная принцесса Дамнэйт, обручалась с будущим супругом. Незабываемое, я вам скажу, зрелище!
— Так роскошно? — воскликнула я, загораясь интересом, — Бал с фейерверком? Маскарад?
— Ох, милая моя, скоро сами все увидите, и обещаю — останетесь под большим впечатлением. Я вот уже и склерозом страдаю, а тот вечер помню, как вчера. Праздник не омрачил даже неприятный инцидент — бедняжка Дамнэйт переволновалась и упала в обморок. Но ее быстро привели в чувство.
— Как же хорошо, что скоро между нашими странами воцарится крепкая дружба, — улыбнулась я, с досадой поглядывая на задумчивого мага.
— Это точно, — поддакнул барон, — Признаюсь, ваш покорный слуга немало поспособствовал сближению Аверлении и Найлирии.
Я послала улыбку Монфору, жаждущему похвалы. Он и правда, молодец!