После нападения Гитлера на Польшу в сентябре 1939 года наступил черед прибалтийских государств. Два хищника терзали Европу. Согласно ультиматуму Советского Союза, предъявленному правительству Эстонии 16 июня следующего года, а позже Латвии и Литве, туда начался ввод советских войск. Мир не хотел ничего замечать, отделавшись дипломатическими нотами протеста. Сентябрь в Прибалтике — самый замечательный сезон, днем попрежнему солнечно и тепло, но лунные ночи становятся длиннее и прохладнее, призывая романтиков уединиться у костров. Пляжи еще не опустели и коттеджи на взморье полны отдыхающих. Как всегда oни покупали янтарь, наслаждались изумительной камбалой и в остальное время купались, загорали и играли в волейбол. Грохот моторов вторгающейся Советской армии заставил пляжников поднять головы и с тревогой прислушаться. Даже самым непонятливым сделалось очевидным, что окружающий их мир разлетелся вдребезги, и пришло жестокое настоящее. Внезапно весь город наполнился ревом, воем и гамом. Звуки нашествия доносились и до жильцов двухэтажного дома?38 в окрестностях Таллина. Стекла в рамах дрожали, кровельное железо коробилось и трещало, и с кирпичных стен сыпалась красная крошка. Колонна зеленых военных грузовиков, въехав в портовый район, свернула на улицу Köie, где стоял этот дом. Отсюда было недалеко до причалов и в обычное время гудки океанских судов манили непосед и мечтателей в чудесные, дальние страны. Однако там не было жизни. Уже неделю замерший порт был блокирован советским флотом. Колонна, растянувшаяся вдоль улицы, остановилась. Дети и женщины, уставшие от долгого сиденья в кузовах на брезентовых мешках, спрыгивали на мостовую и потягивались, разминая суставы. Один из грузовиков затормозил возле дома?38, обитатели которого уже стояли на тротуаре с чемоданами и узлами. Расторопный и развеселый сержант под ручку с представителем муниципального управления г. Таллина, седовласым эстонцем со строгим лицом, искали входную дверь. «Парадного здесь нет,» подсказала им с тротуара морщинистая женщина в черном. «Вход через двор.» Пройдя через арку, они обошли строение и оказались у высокого крыльца с чугунными поручнями. Полукруглая двойная дверь, выкрашенная коричневой краской, была затворена и выглядела несокрушимой. «Что же так? Нас не ждут и не подчиняются властям? У меня ордер на заселение!» озлобился сержант. «Открыть немедленно!» Он взбежал по ступеням и громко постучал. «Пожалуйста, пользуйтесь звонком», открыла дверь белокурая женщина средних лет с печальным лицом. Глухое синее платье с черной вышивкой облегало ее стройную фигуру. Ее светло-серые глаза скользнули мимо сержанта на стоящего во дворе служащего муниципалитета. «Мы вас уплотняем,» сержант пророкотал с рязанским акцентом. Женщина сделала непонимающее лицо. «Г-жа Лаас, постановлением исполкома в вашу трехкомнатную квартиру сегодня въезжают восемь человек. Вот документ. Пожалуйста, ознакомьтесь,» муниципальный служащий открыл папку, поднялся на крыльцо и протянул ей справку. В его голосе слышалось сожаление. Женщина с трудом держала лист бумаги в дрожащей руке. От волненья она не могла сосредоточиться и начать читать. Губы ее плотно сжались, точеные брови собрались на переносице, нахмуренные глаза метали молнии, лицо покраснело. «Расмус, скажите ей, что мы их не выселяем,» сержант обратился к седовласому эстонцу. «Они могут оставаться в квартире, хотя элемент они контрреволюционный. Но сперва я обязан проверить наличность и удостовериться.» Поправив на голове свою пилотку, чтобы ловчей сидела, и пошаркав сапогами о коврик на крыльце красный командир уверенно шагнул через порог. Хозяйка, прижавшись к стене, посторонилась и отступила вглубь. Они осматривали комнаты одну за другой. Квартира была скромного размера, обставлена недорого, но изящно и со вкусом. Еще вчера здесь царила атмосфера уюта, безмятежности и семейного счастья. «Пианино, граммофон, радио, буфет, диван,» стоя посередине гостиной — столовой, сержант сверялся с описью мебели, сделанной накануне. «Стол обеденный, диван плюшевый, десять стульев. Да, ну и кубатура,» промычал он себе под нос. «Живет же буржуазия! И это все для четырех человек? И все им мало! От своей жадности гонку вооружений нагнетают…» Он обернулся к своему переводчику. «Скажите ей, что мебель передвигать из комнаты в комнату не разрешается. Теперь все это народное достояние.» Онемевшая женщина со всем соглашалась и кивала головой. Они проследовали в следующую комнату. Это была детская. Две худеньких девушки — подростка, сидевшие за письменным столом, испуганно вздрогнули и обернулись, увидев чужих в своем заветном гнездышке. Мужчины остановились на ворсистом ковре между белоснежными, накрытыми кружевными накидками кроватями. Опись продолжалась. Затем они перешли туда, что служило спальней хозяев. «А где ваш муж? На него у нас имеется ордер на арест!» Муниципальный служащий перевел. Замешательство охватило г-жу Лаас. Брови ее приподнялись, через лоб пробежали морщинки, зрачки расширились и уставились в пустоту. «Не знаю. Я его давно не видела.» «Когда появится, скажите, чтобы пришел в комендатуру. У нас к нему есть вопросы. Теперь о вас,» сержант тяжело посмотрел на хозяйку. «Мы вселяем на вашу бывшую жилплощадь три семьи командиров Советской армии. Две семьи успели обзавестись детьми, а третья еще нет. Мое указание вам — сидеть тихо, не бузить и оказывать им всяческое содействие и помощь.» «Где мы разместимся? Все комнаты уже заняты,» осмелилась подать голос женщина. «Это разве не комната?» он распахнул дверь в кладовку. Здесь восемь квадратных метров. И оконце есть под потолком. Вы все войдете!» Зареготал сержант и отправился восвояси.