Тем временем снаружи, щурясь в лучах яркого солнца, доставленные грузовиками переселенцы ожидали приказа занять отведенные им места. Грузовики давно покинули их и вернулись в свои гаражи, и редкие пассажиры таллиннского городского транспорта, проезжающего сегодня по этой улице, с недоумением взирали на женщин и детей в мешковатой, вытцвевшей одежде, разместившихся вдоль тротуаров и дремавших на своих чемоданах, саквояжах и баулах. Через пару часов прибыл мотоциклист с пакетом из штаба армии и с ним в коляске красивая девушка-делопроизводитель с фибровым чемоданчиком на коленях, который она тут же открыла, и вынула пачку бумаг. Разрешение было оглашено, толпа встрепенулась, загомонила, забурлила и движение началось. На крыльце дома?38 образовалась куча багажа и две малютки, оставленные охранять его, рассматривали друг друга, с нетерпением ожидая своих мам. «Ты кто такой?» вякнула пятилетняя кроха в перелицованном пальто. «Вперед скажи, ты кто?» возразил ему мальчуган чуть постарше в матросском костюмчике. «Я Вовка. Кто ты такой важный?» «Меня зовут Индустрий. Я не самый важный. Мой папа самый важный. Он старший лейтенант Советской армии Павел Кравцов — вот кто он такой!» «Мой папа главней твоего. Он летчик на бомбардировщике. Вот какой он!» Мальчики чуть было не подрались, но на счастье, двери распахнулись и появились их мамы. Это были молодые, сильные крестьянские женщины с задорными улыбками и щедрыми сердцами. Четверть часа назад они познакомились и подружились. Обе были возбуждены и приятно взволнованы этим приветливым городом, ласковой погодой и заграничным лоском магазинных витрин. С симпатией друг к другу обмениливась они впечатлениями об увиденной квартире. Комнаты были распределены в соответствии с предписанием, отдавая предпочтение многодетным и старшим по званию. Матрене Кравцовой выпала детская. Она не могла нарадоваться, что она, ее муж и сынишка будут обитать в таком роскошном жилище, которое не шло ни в какое сравнение с их загаженной клетушкой в ленинградской коммуналке. «Век бы здесь жила и никуда бы не уезжала,» в восторге всплеснула она руками. «Ужо Пашка мой, как с работы придет, обрадуется. Надо новоселье сообразить и соседей созвать. Они все наши — военные.» Индустрию комната тоже пришлась по душе, особенно письменный стол, в ящике которого он обнаружил стопку больших плотных листов и коробку с разноцветными карандашами. «Теперь это все мое,» крикнул он и тут же уселся рисовать танк со звездой, стреляющий из пушки и пулеметов по врагам мира и прогресса. Скоро ему прискучило, он стал зевать и тереть глаза, и не разуваясь, завалился спать на одну из безупречно чистых кроватей. Его сырые, измазанные глиной ботинки оставили широкие полосы грязи на сатине и кружевах. «Рано разлегся, лоботряс,» потрясла за ногу его мать. «Вставай и пошли умываться с дороги.» В поисках туалета и ванной Матрена натолкнулась в коридоре на плачущую женщину в сером платье. Всхлипывая, она вытирала слезы. «В СССР не плачут,» упрекнула ее Матрена. «Мы несем счастье и свободу народам всей земли. Почему нюни распустила? Не сметь! Кто тебя обидел? Сейчас поправим!» Она заботливо положила руку ей на плечо. Не ответив, женщина удалилась в кладовую. Через растворенную дверь Матрена успела разглядеть ящики до потолка и двух девочек, сидящих на щелястом полу. Обхватив лица ладонями, они тихонько скулили и немного раскачивались. Худенькие коленки торчали из-под подолов их тонких платьев. Никакой мебели в помещении не было. «Вот в чем дело! У них тут голые стены,» догадалась Матрена. Она вежливо постучалась в дверь кладовки и мягким голосом предложила женщине взять кровать из детской и все, что ей нужно из вещей. «Ma ei saa aru,» сказала женщина и затворила дверь. Матрену невозможно было обескуражить. Она была настойчива и упряма, и в детстве ее наказывали за это. Она обдумывала, что предпринять. Тем временем в столовой обустраивалась среди разложенных чемоданов ее новая подруга Люся. Ее круглое, веснушчатое лицо сияло от радости. Вовка суетился рядом развязывая узлы и раскладывая на стеллаже стопку учебников политграмоты. Жизнь безусловно налаживалась. «Как нам повезло в Эстонии!» вертелось в голове у Люси. «В Таллинне полно товаров, любимый муж при деле и дарит мне цветы, сынишка здоров и поет песни — что еще требуется для счастья?» От полноты чувств она стала насвистывать «Марш энтузиастов». Как крутящийся вихрь влетела Матрена в комнату и замерла, уперев руки в бока. «Ты иностранные языки знаешь?» Люся взирала на появление подруги с удивленной улыбкой. «Не очень, чтоб очень,» с достоинством распрямила она уставшую спину и ногой задвинула чемодан под обеденный стол. «Да, можно сказать,» недовольно протянула она, минуту подумав, и поправляя волосы. «Я немецкий целый год учила, когда в Сызрани курсы комбайнеров посещала. Что случилось?» «Пойдем, людям надо помочь.» «Кто такие?» Люся не сдвинулась с места. «Не знаю. Какие — то эстонцы. Они здесь в нашей квартире. У них беда.» «Хорошо. Только учти — ничего противозаконного я не делать не буду.» Они направились к кладовой. «Guten Abend,» легонько согнутым суставом пальца постучала в отворенную дверь Люся. «Мы ваши новые соседи. Меня зовут Людмила, а это — Матрена.» «Пярья Лаас,» без улыбки ответила женщина. Было заметно, что сегодняшнее нервное потрясение вымотало ее. Под покрасневшими глазами залегли синие тени, лицо пожелтело и щеки ввалились. «Мы пришли предложить вам кровать и стулья, и если вам нужны ваши вещи из детской, пожалуйста, возьмите в любое время,» повторила сказанное ранее Матрена. Она внимательно смотрела в лицо Пярьи, выражение которого менялось, по мере того как она осмысливала перевод. Нельзя сказать, что от услышанного Пярья расцвела от счастья, но вздохнула oна с облегчением. «С точки зрения борьбы за освобождения рабочего класса от ига капитала вы являетесь эксплуататорским классом и вас надобно прихлопнуть как тифозную вошь,» передала ей от себя политически подкованная Люся. «Мой муж профессор биологии в университете. Кого он эксплуатировал?» «Все равно вы жили на подачки от капиталистов и подобных им холуев.» «Хватит ей мозги полоскать,» Матрена по интонациям догадалась о сущности перебранки. «Не видишь буржуям спать не на чем. Они тоже люди. Пускай свое забирают.» «Ох и мягкотелая ты, Матрена. Нет в тебе классовой ненависти к врагам, совсем нет. На партсобрании пора тебя проработать.» «Мне плевать с высокой колокольни. Айда, девчата,» Матрена поманила рукой обитательниц кладовки. Гуськом отправились они в детскую, подняли кровать, стулья, упаковали вещи из гардероба и отнесли их в свою темницу. Помещение было загромождено до потолка и стало напоминать склад. Передвигаться в нем можно было только ползком или боком, широко переступая через предметы. Другого выбора у г-жи Лаас и ее дочерей в настоящий момент не было. Им приходилось терпеть и ждать.