Непокорный

Трехуровневый особняк моей семьи из бурого камня был построен в 1844 году, но был полностью разобран и реконструирован, так что интерьер больше похож на что-то из сериала «Джетсоны», в то время как внешний вид все еще кричит об отцах-основателях.

— Мы вернемся через несколько минут, — говорит Кингстон водителю, побуждая меня вскочить со своего места.

Кингстон поднимается по лестнице и, имея преимущество длинных ног, добирается до двери раньше меня.

Я останавливаюсь, прежде чем попасть на лестничную площадку.

— Я живу с родителями, — выпаливаю я.

Он небрежно наклоняет голову.

— Ладно. Они сейчас здесь?

— Нет. — Я вожусь со своими ключами. — Они живут здесь только иногда.

— Круто. — Он покачивается, и его взгляд скользит вверх и вниз по улице. — Итак… мы идем внутрь?

— Да, — отвечаю я и вскарабкиваюсь по оставшимся ступенькам к двери. Мое лицо горит, а ладони вспотели, когда я открываю ее и вхожу в прихожую. Потом набираю код на панели сигнализации, которая скрыта за маленькой картиной, за которую моя мама заплатила слишком много денег. — Я должна была сказать тебе раньше, — говорю я и бросаю свою сумочку на столик середины прошлого века.

Парень не оглядывает помещение, не таращится на дорогие светильники, просто не сводит с меня глаз.

— Ты собираешься показать мне свою комнату?

Следовало ожидать, что он будет чувствовать себя комфортно рядом с благоприятной демонстрацией богатства — как ему и подобает. Но по какой-то причине я чувствую… стыд.

Стыд за то, что все еще живу со своими родителями. Стыд за роскошь, когда так много других людей обходится без своих основных потребностей. Чувствую себя застрявшей между мирами — избалованной жизнью, которой я жила раньше, и той, которой живу сейчас. Новая жизнь с новыми вызовами и без карты, которая помогла бы мне ориентироваться.

Кингстон следует за мной вверх по лестнице в мою комнату на втором этаже.

Я включаю свет, и нервы атакуют мой желудок, пока он осматривает пространство. Засунув руки в карманы, Кингстон переходит от моего комода к книжной полке, изучая мои вещи.

— Я собираюсь быстро принять душ. — Хватаю чистую одежду, чтобы переодеться.

— Не торопись, — рассеянно говорит он, изучая мои фотографии в рамках на пляже с моим братом.

Я закрываюсь в ванной и запираю дверь. Не присутствие Кингстона в моем личном пространстве выводит меня из себя. Меня беспокоит проникновение в мое прошлое и вопросы, которые он может задать.

В конце концов, мне придется рассказать ему свою историю.

Но даже спустя три года и множество сеансов психотерапии, я ненавижу говорить об этом.

Я закалываю волосы на голове и быстро принимаю душ. Одетая в мягкие спортивные штаны и майку, выхожу из ванной и обнаруживаю Кингстона, сидящего в изножье моей кровати. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, что он держит в руке.

— Мои пуанты.

Его улыбка немного грустная, но я не могу себе представить почему. Он вертит в руках потрепанные шелковые туфли.

— Я… — Мой голос срывается. Я прочищаю горло. — Раньше я танцевала балет.

Парень издает жужжащий звук, затем смотрит на меня, и миллион эмоций проносится в его глазах.

— Раньше?

— Я ушла. Несколько лет назад.

Он прищуривается.

— Ты не производишь на меня впечатления человека, легко бросающего начатое.

— Я и не такая. — Мое собственное сердцебиение становится громким в моих ушах.

Он пожимает плечами.

— Хорошо.

Я забираю пуанты из его рук и выдвигаю ящик, чтобы запихнуть их внутрь.

— Думаешь, когда-нибудь вернешься обратно?

Повернувшись к нему спиной, закрываю глаза и пытаюсь сделать вдох сквозь спазм в груди, который всегда сопровождает разговоры о том, что я потеряла.

«Веди себя непринужденно. Отыграй это».

Пытаюсь улыбнуться, и как только чувствую эту улыбку, я оборачиваюсь.

— Все возможно, верно? Я умираю с голоду. Не слишком ли рано для ужина? — Быстро запихиваю пижаму и толстовку в свою сумку. — Давай заедим во вьетнамский ресторан на Третьей. Хочу фо¹². — Я направляюсь к двери и выключаю свет. — Ты был там…

Кингстон рукой обнимает меня за талию. Тепло его тела ударяет мне в спину, а его губы касаются моего уха.

— Тебе не нужно прятаться от меня.

Кладу свою руку поверх его, на свой живот.

— Кто сказал, что я прячусь?

— Би…

— Есть некоторые вещи, о которых я не готова говорить.

Его дыхание обжигает мою кожу. Парень проводит губами по моей шее и оставляет поцелуй на моем плече.

— Я знаю. — Он продолжает покрывать поцелуями мою шею до подбородка мягкими, неторопливыми прикосновениями губ. Останавливается на мочке моего уха. — Расслабься.

Я закрываю глаза и отпускаю напряжение в плечах. Кингстон продолжает покрывать мое плечо и шею благоговейными поцелуями, пока все мое тело не начинает пульсировать, а ноги не становятся похожими на желе.

— Кингстон?

Я чувствую его улыбку на своей коже.

— Да?

— Поцелуй меня.