Непокорный алжирец

Конечно, Жерар не для того навестил полковника, чтобы поделиться с ним впечатлениями об охоте, куда важнее ему было перед отъездом в Париж услышать, что происходит в военных кругах Алжира. Жерар знал, что Франсуа не только один из тех офицеров, кто верен Центральному правительству и кому можно доверять, но ещё и видный работник разведывательного бюро Генерального штаба. Трудно было найти человека более осведомлённого в делах Алжира. Беседа была весьма доверительной и продолжалась около трёх часов. Франсуа рассказал Жерару всё, что знал об ОАС и намеченном в ближайшие дни перевороте. Но не сообщать же об этом Ришелье.

— Мсье Жерар только недавно покинул меня, — добавил полковник.

Генерал с трудом скрыл своё разочарование. Он не ожидал такого прямого ответа. Нет, эту рыбку, видно, не так-то просто поймать. Пришлось переменить тему разговора.

— Какие новости о докторе?

— Особенных никаких. Вчера в два часа появился в больнице. Позднее его навестила… кто бы вы думали? — супруга Бен Махмуда, мадам Лила…

— Кто-о? — не удержался генерал. Он был крайне поражён, этого ещё не хватало!

— Мадам Лила, — спокойно повторил полковник, — а под вечер доктор вышел из дома…

— Можете, полковник, больше не беспокоиться о докторе! — вдруг взорвался генерал. — Я сам займусь им!..

Франсуа с удивлением посмотрел на генерала: что бы это значило? Хотел было спросить о причине такого неожиданного приказа, но передумал. Генерал и так почему-то был взбешён, не следовало ещё больше раздражать его. Полковник стиснул зубы и промолчал.

3

Из столовой вышла Малике, Рафига поспешно вскочила с кресла, — ей показалось, что это Фатьма-ханум. После целого дня беготни ужасно хотелось спать. Но разве ляжешь, когда в доме гости? Сидя в кресле, она дремала, поклёвывая носом…

— Ну, что ты вскочила, глупенькая, устала? — ласково спросила Малике. — Иди, посиди со мной.

Малике была привязана к этой умненькой, быстрой девушке, и ей захотелось хоть немного отвести с ней душу.

Рафига тихонько вдохнула, — она жалела молодую госпожу, — присела на краешек дивана.

— Я хочу спросить тебя об одной вещи, Рафига, — сказала Малике. — Только, пожалуйста, скажи мне правду. Хорошо?

— Конечно, барышня, — с недоумением ответила Рафига, торопливо соображая, о чём её хочет спросить Малике. Уж не о Мустафе ли?

— Ты очень любишь Мустафу, Рафига? Не смотри на меня так удивлённо, говори без опаски. По-настоящему любишь?

— Да, барышня…

— И больше никого-никого не любишь?

— А разве сердце яблоко, чтобы можно было разделить его на две половинки?

— Ты права, сердце не яблоко… Но если твои родители не согласятся, как ты поступишь?

— О, они согласятся, я знаю!

— А ты представь на минуту, что не позволят.

— Что ж, — сказала Рафига, подумав, — тогда я поступлю, как велит сердце… и Мустафа.

— Вот ты где уединилась! — в гостиную вошла Лила. В руке у неё дымилась ароматная длинная египетская сигарета. Лила была чуть навеселе. Рафига, увидев её, вскочила с дивана и убежала. Малике была раздосадована: она покинула столовую, чтобы не слушать глупую застольную болтовню, а они сейчас все явятся сюда.

— Не томи ты себя понапрасну, дурочка, — сказала Лила, удобно устраиваясь в кресле. — Наслаждайся сегодняшним днём, вот как я.

— Не знаю, какие он тебе даёт наслаждения, этот сегодняшний день, мне — никаких, — с досадой отмахнулась Малике.

— Ну уж и никаких. Ты ещё девочка, не понимаешь. Эх, мне бы твои годы!

— Ну и что было бы?

— Всех мужчин свела бы с ума, вот что! Ноги свои целовать заставила бы, из туфель шампанское пить!.. Чему ты улыбаешься?

— Широте твоего сердца.

— Ах, широкое, узкое — всё это чепуха! Когда-то и я так же думала, как ты — один-единственный до гроба. Где его возьмёшь, единственного?.. Знаешь, как говорит Омар Хайям?

На свете можно ли безгрешного найти?
Нам всем заказаны безгрешные пути.
Мы худо действуем, а ты нас злом караешь,
Меж нами и тобой различья нет почти[19]

.

— Вот как!.. Поняла? А ты что? Осунулась, одни глазницы остались. Разве можно так? — Лила вдруг посерьёзнела, хмель как рукой сняло. Она подошла к Малике и положила руку ей на голову. — Хватит тебе грустить, девочка. Доктор, слава богу, вернулся, жив и невредим, всё ещё устроится.

— Не знаю, — покачала головой Малике. — Я ведь виделась с ним…

— Виделась? — удивилась Лила.

— Ахмед как-то странно вёл себя. Я сказала, что уйду из дома… Ну, и приду к нему… совсем, — тихо с трудом выговорила Малике. — А он ответил…

— Что он ответил? — с испугом спросила Лила.

— Он сказал, что сейчас не время… Что я ему очень дорога, но сейчас не время. Ну, что это за любовь, для которой нужно определённое время? — жалобно спросила Малике.

Лила опустилась рядом с нею, обняла за плечи.

— Ахмед очень честный человек, очень! Кто знает, может он и прав. Потерпи, родная, в любви нужно терпение.

— Лила, не говори никому — ни папе, ни маме, никому! Я всё равно убегу, не могу я здесь больше!