Непокорный алжирец

— Не будем обольщаться, родная. Не зря говорят, что доброта осла — в его копыте. Можно ли верить слову генерала? И даже пусть так, пусть он сегодня хочет показаться великодушным. Но завтра объявится кто-то другой, трижды свирепее, чем Ришелье. Кто тогда выручать нас станет? Нет, моя Малике, от беды бегством не спасёшься. Да и куда бежать? Мы в своём доме, на своей земле. Пусть убирается тот, кто пришёл сюда незваным!.. Идёт борьба за честь, за достоинство. Можно ли в такой момент уйти? Как тогда назвать себя алжирцем, как смотреть людям в глаза?

— Я боюсь, Ахмед! — прошептала Малике.

— Ну, чего ты боишься? Разве я один в оковах? Не бойся, моя девочка. За несколько дней я испытал, увидел больше, чем за всю свою жизнь. Для меня на свете ничего страшного не осталось.

Малике медленно обвела глазами душную мрачную камеру. Боже мой, как может здесь выдержать человек!

— Нет! — закричала она, плача, и снова порывисто прижалась к доктору. — Нет, ты уедешь! Если ты любишь меня, ты уедешь!.. Разве мыслимо оставаться в этом аду!

Ахмед грустно улыбнулся.

— Эти стены страшны тому, кто не переступал порога камеры. А потом — глаза привыкают. Я видел одну девушку твоего возраста, которая тёмной ночью отправилась выполнять очень опасное поручение. Один аллах знает, вернулась ли она, но когда уходила, на лице её не было страха. Думаешь, ей не хотелось жить? Вера в справедливое дело помогала ей побороть страх перед возможной гибелью. А генерал пытается запугать меня какими-то четырьмя стенами.

Малике провела ладошкой по отросшей щетине доктора, укололась, но не отдёрнула руку — ей было приятно это ощущение. Она провела ещё раз, улыбнулась, подняла на Решида ещё не просохшие от слёз глаза.

— Ты знаешь, в пятницу на площади возле военного гарнизона народ собрался. Большущая толпа, и все требовали твоего освобождения.

— Ты — серьёзно? — не поверил доктор.

Она кивнула.

— Да. Солдаты стрелять хотели. Твоя мама увела людей, а то была бы беда.

Слова Малике взволновали Решида. Люди не оставили его в несчастье, пришли выручать его. А что сделал для людей он, доктор Ахмед Решид?

— Вот видишь, родная, — сказал он, справившись с волнением. — Ну, какую службу я сослужил народу, чтобы он поднялся на мою защиту? А ты говоришь: уедем. Мы останемся, Малике, мы никуда не уедем! Родина обойдётся без нас, но мы без родины — нет. — Доктор поцеловал её осторожно в лоб с такой беспредельной лаской, как целуют только детей.

— Маму видела? Как она там, бедняжка?

Вместо ответа Малике снова заплакала.

Этот день был для доктора днём неожиданностей. Едва он разложил на топчане принесённую девушкой снедь и предложил Махмуду устроить добрый пир, как явился часовой и увёл Махмуда. Камера осталась открытой. И пока Решид соображал, что всё это значит, через порог шагнул Бен Махмуд. Споткнулся, подхватил падающие очки и поздоровался так, словно пришёл в гости:

— Ассалам алейкум!

Неприязненно глядя на него, доктор промолчал. Бен Махмуд сделал вид, что не заметил холодности Решида.

— Вы напрасно не воспользовались советом Малике, — сказал он. — Не-делайте глупости! Простите за откровенность. Я не позавидовал бы вашему положению.

— Разве? — сделал удивлённые глаза доктор. — Чем же вам не по душе моё положение?

— Не храбритесь, доктор, это ни к чему. И вы и я, оба мы прекрасно понимаем, о чём идёт речь. Ваша жизнь висит на волоске, и надо постараться спасти её, пока не поздно. Его превосходительство господин генерал — человек разумный… Мы разъясним ему, что вина ваша не так уж велика. Генерал согласился даже освободить вас.

— Неужели?

— Я говорю с вами вполне серьёзно.

— Что же потребует от меня генерал за такую милость?

— Очень немногого. — Бен Махмуд достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги, развернул его и протянул доктору. — Вот, надо подписать это письмо и послать на имя его превосходительства господина генерала. Больше ничего.

Решид пробежал глазами текст письма, несколько секунд внимательно, с интересом разглядывал Бен Махмуда. На губах у него промелькнула усмешка.

— Да-а, подписать, конечно, дело не сложное… Садитесь-ка сюда, я вам сейчас одну маленькую историю расскажу.

— Рассказывайте… Я постою.

— Тогда — слушайте, — начал Решид. — У одного господина был пёс. Пришло его время, и он околел. Хозяин завернул его в саван и пригласил на похороны всё селение. Люди были поражены: какой-то несчастный пёс издох, а хозяин так чтит его. Значит, любил сильно. И они стали утешать его: не поддавайтесь, мол, печали. Чего другого, а собак на свете много. На это хозяин собаки им ответил: «Конечно, почтенные, вы правы — собак на свете много. Но найду ли я такую преданную, как эта, — вот в чём вопрос».

— Не понимаю, при чём здесь какой-то хозяин и издохшая собака, — пожал плечами Бен Махмуд.

— Не понимаете? Я вам объясню, — сказал Решид. — Меня заботит одна мысль: если вы вдруг, нечаянно отдадите богу душу, где найдёт генерал такого бескорыстного преданного кобеля, как вы? А?

Бледные щёки Бен Махмуда покрылись густым румянцем, словно от пощёчины. Он вырвал из рук доктора листок: