Непокорный талисман (СИ)

Протяжный стон расколол хрупкую тишину императорской опочивальни. Рилана мучили кошмары. Он лежал на раскаленных камнях, в источающем зной небесном мареве над ним неистово кружили стервятники. Остервенело хлопали крыльями. Нетерпеливый клекот наполнял его ужасом, ожиданием предстоящей невыносимой боли.

Одна из птиц, черная с кроваво алым пятном на груди, стремительно ринулась вниз.

— Она целится прямо мне в глаз, — мелькнула жуткая мысль. Император проснулся, несколько секунд еще не осознавая, что привидевшееся уже кануло в небытие, морок отступил, и тончайшие простыни его ложа влажны от пота, а не от крови.

Рилан оттер лоб. Прикосновение массивного императорского перстня, который он никогда не снимал, успокоило и, казалось, придало сил. Но тревога не отпускала. Он протянул руку и не ощутил рядом теплого женского тела. Очевидно, Кира опять сидела у постели сынишки.

С тех пор, как ребенок пошел на поправку, она не только радовалась этому, но отчего-то стала беспокойнее. Матери все мерещились злоумышленники и тайные темные силы, стремящиеся навредить ее малышу.

Как ни старался император успокоить себя отговорками о бабьих предрассудках и странностях, однако и ему в непростом и долгом выздоровлении царевича многое казалось странным

В малом тронном зале, примыкавшем к личным покоям Рилана, Светозар оживал, становился резвым и все более и более сообразительным, разговаривал связно и внятно. А вот после ночей, проведенных в своей уютной, устланной шелками и бархатом спаленке, его чистые голубые глаза нередко снова становились бессмысленными, пустыми.

Мощные стены и массивные двери отгораживали императорскую опочивальню от посторонних звуков. Занавешенные и запертые окна не пропускали воздуха и лунного света. Темнота и тишина душили, отдавали в ушах нереальным несуществующим звоном.

Правитель Империи ощутил себя малым и слабым, он начал задыхаться. Порывисто встал, подошел к окну, резко отдернул парчовый занавес, ткань сорвалась с замысловатых заморских крючков, обвислый край упал на босые ноги. Рилан вздрогнул от этого прикосновения и еще более нервным движением рванул запор кованого переплета, заполненного искусно подобранными стеклышками, днем цветными и яркими, ночью же наполненные зловещей теменью.

Свежий воздух коснулся разгоряченного лица, бледный свет растущего месяца и мерцающие звезды ослабили оковы тьмы. Внезапно узкий серп на миг скрыло набежавшее облако, которое затем сгустилось, превратилось в черный смерч, стервятником ожившего кошмара упало на главную башню фронтона и словно растворилось в ней.

Трясущимися руками Рилан запер окно, выскочил из опочивальни. Верные надежные гвардейцы беспробудно спали, прислонившись к золоченым дверям. Факелы на стенах окутал неимоверно чадящий туман. И все вокруг было заполнено все той же чуждой живому организму дворца звенящей тишиной.

Ему чудилось, что каждое движение, каждый шаг, даже вдох и выдох набатным колоколом отдается в самых дальних закоулках погруженного в мертвую тишь дворца, а несуществующий звон в ушах лишь подчеркивает малейший оттенок реальных звуков.

У опочивальни сына ему стало трудно двигаться. Тишина и вязкий чадный полумрак сгустились в осязаемую преграду. Но он упорно продвигался, раздвигая руками липкую субстанцию. Там, где ее касался, императорский перстень, вспыхивала яркая искорка и мерзость, мешающая продвижению вперед, исчезала. Последние несколько шагов дались Рилану с особым трудом, однако он добрался до дверей, у которых также беспробудно спала стража. А шагнув за порог, император остолбенел. В тусклом задыхающемся чадом пламени трехсвечника увидел он силуэт огромной змеи, раскачивающейся в изголовье детского ложа.

И лишь теперь Рилан осознал свою оплошность. Он был безоружен. Возвращаться к лежащим за дверью гвардейцам за мечом или алебардой означало потерю времени. В нем проснулась безумная ярость, наполнившая больное тело невероятной силой. Обычно хилый и немощный Рилан, одним прыжком преодолел расстояние в несколько ярдов, стиснул шею чудовища. Коснувшись шершавой холодной кожи, перстень внезапно стал горячим, затем раскаленным будто уголь. Но несчастный отец не разжимал пальцев, не выпускал гадину, которая вначале извивалась и боролась, а потом обмякла и истаяла в его руках. Безумный крик сотряс дворец.

И тогда проснулись все остальные звуки. Люди шевельнулись, начали приходить в себя. Вскинулась Кира:

— Мой муж, когда Вы вошли? Что-то случилось? Светозар… с ним все в порядке?

Оба склонились над кроваткой. Мать поднесла к кроватке свечу. Мальчик был бледен, дышал немного прерывисто, но на его личике не замечалось признаков слабоумия.