Наш великий хан! Я уже собрал налог для хивинского хана, я готов сдать его в вашу казну! — предложил Ерназар-младший. — Спасибо!
Ерназар назвал поименно десять биев и распорядился, чтобы они срочно ехали в свои аулы собирать средства на нужды посольств…
Слуга поставил в середине шатра астахту, на нее положил бумаги, гусиные перья и чернила. Взбудораженные новизной, необычайностью того, что им предстояло сделать, что было уже сделано, каракалпакские бии и военачальники придвинулись поближе к астахте. Должны были родиться слова обращения к России, к соседним ханствам…
16
Захватив престол, Сеидмухамед незамедлительно созвал большой совет. Он вызвал на него сановников, советников, придворных, высшее духовенство, мехре-мов…
Совет длился долго. Пользуясь благосклонным, поощрительным вниманием хана, высказывались «отцы» Хивы. И почти все они настойчиво повторяли одно и то же: против любого нового — опасного — дела или ядовитого, молодого ростка надо предпринимать неотложные и решительные действия, пока росток этот не пустил в почву глубокие корни. Упустишь — потом вырывать его будет трудно. Сейчас, по общему мнению, самым опасным для Хивы, самым ядовитым ростком — является новое Каракалпакское ханство!
Хан слушал и взвешивал каждое слово.
Опасность исходила действительно от каракалпаков. Но от них ли только? Однако… Сеидмухамед знал: жизнь человеческая, в том числе ханская, — что жизнь комара: сегодня ты летаешь, а завтра тебя ухлопают. На его памяти была судьба его предшественников — трех последних ханов. Они гибелью своей расплатились за то, что не учитывали всю сложность дворцовых интриг и хитросплетений, всю глубину и разветвленность заговоров, всю подлость и неверность приближенных, окружавших их… Во дворце — во дворце! — таилась пока что главная опасность, в этих вот льстивых и угодливых людишках, готовых целовать тебе пятки сегодня, сейчас, а завтра — перерезать тебе горло! Родственники и самые, казалось бы, близкие и верные сановники подогревали смуту и недовольство в стране, клеветали и доносили друг на друга, сводили собственные счеты — все ради выгоды, корысти, привилегии! Они держали, чудилось хану, зажженную свечу в руках, чтобы поднести ее к хлопку: воспользовавшись отсутствием войска и надлежащей охраны в Хиве, захватить власть, поставить своего, нового ставленника… Спалить, уничтожить его, Сеидмухамеда… Нет, с походом против каракалпаков следует подождать! Тот враг далеко, а дворец и его обитатели — рядом, под боком!..
Сеидмухамед взял за правило выслушивать всех, но поступать по-своему. Этому учил его отец. Как и многому другому. Хан установил за самыми большими чинами ханства слежку. Взял он на вооружение опыт своего отца и в другом — по всем самым важным государственным делам советоваться с главным визирем, сановниками и мехремами-чиновниками, однако непременно с глазу на глаз! Наиболее щекотливые и ответственные поручения давать им только наедине, не посвящая в них лишних людей. Тогда каждый из них проникается особой верой в то, что хан ценит его больше всех остальных… К тому же его подданные начинают испытывать друг к другу недоверие, зависть. А он, хан, остается для каждого из них вершиной, недосягаемой вершиной, которая именно к нему милостиво склоняет свою главу! А кому же не нравится, кому не льстит ханская милость, особое ханское расположение!.. Раздоры же, разногласия целиком переходят в среду тех, кто должен ползать у ножек его трона! А их вражда, соперничество, зависть, взаимная ненависть и подозрительность — испытанные веками основа и опора любого ханства, залог его существования!..
Ханский же совет Сеидмухамед собирал изредка и не по самым серьезным поводам…
Однажды, когда шел один такой совет, хану доложили:
— Великий хан, прибыл посол из Каракалпакского ханства!
— Посол? Из Каракалпакского ханства? — спокойно переспросил Сеидмухамед, будто не совсем понимая, о чем идет речь.
Так точно, великий хан, человек так и представился!
— Его имя?
— Ерназар, наш великий хан!
— А что его сын? Еще жив? — встревожился хан.
— Пленник жив, но прибыл не его отец, а Ерназар-кенегес, наш великий хан. Каракалпаки называют его Ерназаром-младшим.
И хан, и сановники вздохнули свободнее. Да, велик, велик был их страх перед Алакозом; его сила и мужество, его авторитет среди простого народа всего Хорезма вызывали у них ужас. Хан движением руки отпустил всех.
Сеидмухамед решил прибегнуть к излюбленному своему приему — заставить сидеть и ждать в приемной просителя, любого просителя, знатного, именитого, посланца самого высокого ранга… Пусть ждет! От долгого ожидания уважение к хану возрастает, уверенность в себе убывает, испаряется!
Хан вызвал к себе одного из придворных. Что хочет передать мне этот каракалпак?