Непонятные

— Да, судя по всему, братец мой решил набраться ума-разума, на белый свет поглядеть, прежде чем жениться! — пошутил Маулен.

Гулзиба расстелила скатерть, помогла баю приподняться, подложила ему под локоть подушку с ярким узором.

Они молча напились чаю, и Маулен подумал, что сейчас не время заводить с дядей серьезные разговоры — уж очень он немощен. Маулен сослался на усталость и распрощался.

На дороге он нос к носу столкнулся с муллой Шари-пом. Маулен попросил муллу навестить дядю.

— Ладно, а куда сам несешься, людей с ног сшибаешь? Нет чтобы посидеть с больным дядей. Ох, люди, люди, совсем не боитесь божьего осуждения!

— Несусь, очень спешу я к Ерназар Алакозу!

— Ага! Хочешь, как и другие безбожники, плясать под его дуду? Ружьем поиграть захотелось? — вцепился в Маулена мулла Шарип.

— Джигит, который боится взять в руки оружие для защиты своего народа, все равно что продажная жен щина! А шлюха — это пища без соли! Я не из таких людишек!

— Ну ты молодец, Маулен! Как отбрил муллу! — Мадреим возник рядом с Мауленом как из-под земли. — Мудрецы учат: избегай бессовестного! Ты, я вижу, исправился. Поедем вместе! У людей с благими намерениями одна дорога.

21

Осень подходила к концу.

В степи задул пронизывающий до костей ветер. Он носился над Аралом, ломая, корежа хрупкую еще корочку на поверхности его вод, сбивал с ног путников, оказавшихся на степной тропе…

И только всадникам в черных чекменях и желтых шапках ни ветер, ни холод, казалось, нипочем. Они состязались в силе, быстроте и ловкости, с гиканьем гонялись друг за другом, лишь пар валил от их разгоряченных потных лиц и от взмыленных их лошадей.

— Отдых! Обед! — объявил зычно Ерназар. Всадники наперегонки пустились к реке, спешились,

достали, как по команде, из хурджунов лепешки и, обмакивая их в ледяную речную воду, тут же набранную в походную посуду, начали быстро, энергично работать челюстями… Утомленные бешеными скачками, разгоряченные лошади жадно пили воду, войдя в реку, взломав тонкий покров льда.

Сегодня кыраны наслаждались волей, особенно остро ощутимой после десяти дней пребывания в темных и сырых землянках, вырытых у зарослей приморского камыша. В день они получали одну лепешку и одну пиалу холодной воды — так порешил Ерназар, чтобы лучше закалить соколов, будущих защитников каракалпакской земли… Сегодня с утра он вывел шестьдесят своих джигитов, разделенных на десятки, в степь и устроил состязания между ними.

Во время скудного обеда они тоже сидели по группкам, вместе со своими десятниками. Лица у всех исхудалые, бледноватые, но оживленные и улыбающиеся. Ерназар зорко всматривался в воинов и, к своему удовольствию, видел молодой блеск в их глазах, слышал задорные шутки и смех.

— Соколы! Теперь — на солнце, погрейтесь! — отдал он новую команду.

Опять все лавиной тронулись в поисках удобных, освещенных солнцем местечек. Ерназар заметил, что Маулен кого-то. ищет глазами, озирается. «Проныра, хочет сообщить мне еще какую-нибудь новость!.. Да, огорошил он меня недавно! Принес весть, что жена Сержанбая разрешилась сыном! Жена Сержанбая!..»

Ерназара отвлекли шум и хохот, донесшиеся с привала, где расположились джигиты Генжемурата. Он прислушался к разговору, который вели кыраны.

— Какая болезнь лишает человека сна?

— Зависть!

— Верно, очень верно!

— Тоже умники! Скажут же такое — зависть!.. Голод да нищета — вот самые страшные болезни, от них действительно не уснешь! Попробуй-ка на пустой желудок!.. Вот если бы каждый мог клевать то, что нашел да заработал сам, тогда бы все спали сном праведников.

— Чего захотел, куда замахнулся! Тогда бы лишились сна судьи, муллы… и ханы. Они бы с голоду померли!

Все дружно захохотали.

Ерназар улыбнулся в усы и направился к десятке Зарлыка, в которую определил своего сына Хожаназара: хоть и не вышел еще мальчишка годами, пусть привыкает к воинской доле. Здесь тоже стоял шум.

— Что такое жизнь?

— Жизнь — это не прожитые годы, а совершенные тобой дела.

— Дела, жизнь!.. Судьба сильнее их!

— А почему собака называется собакой?

— Потому что она лает на всех подряд — и на того, кто появился поблизости, и на того, кто не появился. Просто не может она не брехать!.. — подал голос Хожа-назар.

Ерназар ходил от одной группы к другой, сам не вступал в разговоры, но слушал, внимательно слушал, стараясь понять, чем живут, о чем думают, как понимают жизнь его соколы. Рядом с ним оказался Маулен-желтый.

Что, Маулен, заскучал? — спросил он первое, что пришло на ум.

— Нет! Вспомнилась мне народная мудрость: «Не бойся зимы, за ней придет весна!» Сейчас мы переживаем зиму, но потом наступит весна, Ерназар!

— Сейчас мы переживаем лето, Маулен. После лета придет осень, потом зима, потом уж весна, — поправил его Ерназар.

— Голому да босому не страшны ни снег, ни дождь. Стали соколами — ко всему привыкнем!

— Да, привыкать придется! — подтвердил Ерназар и стремительно зашагал дальше.