Непонятный роман

– Все, дальше я помню, спасибо! Сидя рядом с молодой женщиной на тех камнях, я был счастлив. Ульяна была хорошая. Знаешь, есть такая немножко безвкусная формула…

– Миллениальская?

– Нее. Миллениальские – просто образцы вкуса по сравнению с этой. «Научиться любить».

– Ну.

– Я бы ее немножко перефразировал: научиться быть любимым. Ульяна научила меня быть любимым. На чем я и жил следующие десять лет, до Сони. Позволю себе такие немножко громкие слова.

– Да ты себе, в общем-то, любые слова позволяешь.

– Это правда.

– Почему ты не женился на Ульяне?

– Я же на Соне женился.

– Я уже достаточно хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что это максимально органичный для тебя ответ. Но для наших зрителей поясню: это максимально органичный для него ответ. Он не троллит, как вам могло показаться.

– Ну и плюс я же не знаю, захотела бы она выйти за меня. Я под конец нашего романа был уже такой, не очень.

– Почему вы расстались?

– Все когда-нибудь заканчивается.

– Еще одна «немножко безвкусная» формулировка.

– Но то лето не закончится никогда.

– Просто эталон вкуса.

– …И там как раз был, как ты говоришь, секс. Более того, секс на пляже. Еще вспомнил фактуру!!!

– Не кричи в микрофон, пожалуйста.

– Потом Ульяна подсадила меня на «Секс в большом городе».

– И вы каждый раз улыбались, слыша название коктейля «Секс на пляже».

– Более того. В январе двадцать второго мы с Соней смотрели это странное продолжение «Секса», с бабушками. Они были странные, но все равно хорошие. И все сплелось в странный клубок. И тоже было хорошо. Но Ульяне, скорее всего, не понравилось продолжение. Ведь там не было ее любимой Саманты. А какой же «Секс» без Саманты?

– «Клубок» в том смысле, что Ульяна – твоя первая женщина, а Соня – последняя?

– В смысле последняя???

– Ты хотел бы прожить с ней всю жизнь?

– А, в этом смысле? Конечно, хотел бы.

– Но ведь все когда-нибудь заканчивается.

– Поэтому я и боюсь говорить.

– Пацаны, вы слышали это? По-моему, у нас наконец-то есть название. «Я боюсь говорить». И дальше четыре часа слова не вставишь.

– Четыре часа вы сделаете?!

– Это была ирония.

– А… Кстати, я знаешь еще что заметил: объем глав постепенно и неизбежно увеличивается. Как увеличиваются ваши выпуски. Я же помню первые интервью в семнадцатом году по сорок минут. А сейчас сорок минут – что это? Всего лишь «зафиксировать всю цепочку» для начала разговора. Просто разминка перед бурей…

– «Разминка перед бурей» – это, я так понимаю, ответ на мой «шаткий лед».

– Дарю.

– Спасибо. Это ценное наблюдение, но теперь и наш замечательный редактор может тебе подтвердить, что нет, не прокатит.

– Подтверждаю. Не прокатит.

– Вы же даже не говорите, что именно не прокатит.

– Ты сам знаешь.

– Вы сами знаете.

– Ладно… Я люблю говорить о том, что было, но боюсь говорить о том, что будет. Просто по-детски хочется, чтобы некоторые вещи не заканчивались никогда.

– Почему «по-детски»? Этого ведь все хотят.

– Поживешь с детской писательницей…

– Чего тогда в этом вопросе ты так испугался?

– Больше всего я боюсь, что мы не сами расстанемся, а что-то нас разлучит. Ну ты сам послушай, как это звучит: «последняя любовь»!

– Я так не говорил. Я говорил не так. Я сказал: «последняя женщина». Это ты так услышал. И мне показалось, что ты не смог скрыть свой испуг от того, что у тебя больше не будет других женщин.

– Но хотя… «Женщина» и «любовь» это ведь во многом синонимы – это я и пытаюсь рассказать про Ульяну, что благодаря ей они для меня стали синонимами.

– Прости, я окончательно запутался в твоих бесконечных женщинах. Кто для тебя синонимы?

– Оо, нет, женщины не могут быть синонимами, они бесконечно разные… Знаешь, я, кажется, сейчас придумал определение зрелости.

– Ну.

– Ты зрелый, когда боишься не того, что у тебя не будет других женщин, а того, что они у тебя будут.

– Ну это просто обязательно надо на цитатку.

– Спасибо.

– Это был сарказм. Пацаны, я отойду ненадолго, мне тут доставка приехала.

– А я вспоминаю сейчас много, много фактуры.

– Вот, пацаны, я отойду, а вы пока записывайте его фактуру.

– Но это все нельзя ни описать, ни описывать…

– Если он вспомнит что-то, что можно описать и описывать, тоже запишите, но главное, подснимите, когда он вот так на минуту зависает. Эффектные перебивки из этого молчания можно сделать.

– Я купаюсь в своих воспоминаниях, как в том море между Сочи и Туапсе… А что за доставка у тебя?

– Это не еда.

– А, ну ладно тогда. Но может, раз ты заговорил о еде, закажем чего-нибудь опять?

– Нет. Пока купаемся в воспоминаниях.

– Те хинкали я уже почти не чувствую…

– Пельменей пожарим тебе.

19:14 Завтрак в Ирбите

– …Замерзнуть в сугробе в девятнадцать лет. Не хочу замерзнуть в сугробе в девятнадцать лет…

– Иван, просыпайся. Просыпайся, Иван.

– А? Мы уснули?

– Да. Костер погас. Сугробов навалило. И ты во сне говорил, что боишься замерзнуть.

– Мы не могли уснуть. Ну то есть, нельзя было спать, мы же могли замерзнуть.

– На полчаса мы всего уснули. И я проснулся как раз оттого, что замерз.

– Я имею в виду, насмерть.

– Давай ты что-нибудь другое будешь иметь в виду. Надо думать, как отсюда выбираться.