Непонятный роман

– Да. Я все хорошо слышал и, кажется, даже видел. Хотя как я мог видеть? – я, пока искал тебя, ушел далеко от нашего лагеря. Но я все равно видел через кусты: прилетел вертолет, из него вышли люди в белых накидках и в респираторах.

– Блин…

– Да.

– А те тоже были в респираторах, ты не помнишь?

– Кто «те»?

– Которые были в начале!

– В начале была полиция, ты же сам говорил.

– Это не могла быть полиция.

– А это не могли быть спасатели. Тебе неинтересно, что было дальше?

– Они увидели, что нас нет, и стали искать?

– Да. Но найти нас они не смогли, потому что мы заблудились. Палатку они сожгли, а костер, наоборот, потушили.

– И улетели?

– И улетели.

– Ну, слава богу. Нам опять повезло. Пойдем посмотрим.

– На что?!

– На то, что осталось.

– Там ничего не осталось. И мы уже далеко от того места.

– Тогда откуда ты знаешь? Как ты мог это видеть?

– Я уже не уверен, что я это видел. Но я точно слышал вертолет.

– Мало ли вертолетов над Уралом летает.

– Каким Уралом?!

– Бесконечным.

– Ты напугал меня своими белыми тенями, и может, мне вообще все привиделось. А потом ты ушел в темноту с коньяком. Почему ты ушел в темноту с коньяком?

– Потому что я что-то почувствовал, нехорошее. Но если бы я стал тебе объяснять, ты не поверил бы. Но я знал, что ты будешь меня искать, если я заблужусь отдельно от тебя. В общем, непонятная интуиция опять завела меня непонятно куда, но отвела нас от чего-то еще более непонятного…

– Да ладно?

– Я дозвонился до кого-то, это я помню точно, и звучало все вроде нормально. Что пришлют вертолет и спасут нас. Но потом я почувствовал страх и тревогу.

– Да ладно?! А до этого что ты чувствовал?

– У меня странная интуиция, которая работает редко и странно! Но работает же? Ты же сам говоришь, что это спасло нас!

– Да, но от чего?

– От тюрьмы.

– Не думаю… Возможно, от чего-то похуже.

– Что может быть хуже тюрьмы?

– Например, то, что мы заблудились даже относительно того, как мы заблудились до этого.

– Но все-таки это свобода.

– Да, но мы отъезжали от МГУ в летних сумерках. Потом на Лосе настал осенний вечер. А теперь мы где-то, как ты говоришь, на Урале, и сейчас зимняя ночь!!! То есть день, но все равно ночь, потому что зима!

– Это не так страшно, как кажется, потому что логично, а значит, не абсурдно, а значит, не страшно…

– Да ладно???

– Значит, скоро будет весеннее утро. Я его уже потихоньку чувствую, хотя его пока еще нет. Пойдем посмотрим, что осталось от нашего лагеря.

– Ничего не осталось.

– И коньяка тоже… Слушай, я, кажется, все понял.

– Что ты понял?

– Всё! Пока мы тут бродим, там же у них много всего произошло, правильно?

– У кого «у них»?

– У тех, кто остался.

– А мы кто?

– Мы теперь странники, божьи люди.

– Я уже не человек, я зверь!

– Вот. Самое страшное – не белые тени, а зверь в человеке. Хотя, может быть, белые тени это и есть зверь в человеке. И мы не заблудились. Мы спрятались. У меня есть теория.

– Какая?!

– Шаткая, как всегда. Все-таки, почему ты игнорируешь главный вопрос: почему мы всю дорогу находим закладки с бухлом?

– Мы не находим. Их.

– А где мы берем коньяк?

– У тебя с собой запас на всю дорогу был.

– Да, это очень страшный вопрос, но у меня созрел на него ответ. Пока мы тут бродим и прячемся, у них там много всего произошло того, чего не может произойти, правильно?

– Допустим.

– Во-от. И вот среди прочего запретили бухло. Теперь за него сажают в тюрьму. А черный рынок уже подсуетился. И мы находим чужие закладки. С одной стороны, нехорошо брать чужое. Но с другой стороны, мы же за этим и ехали.

– Мы не за этим ехали!

– Хочешь, докажу? Видишь, кора поцарапанная. И снега под деревом меньше, как будто утоптано и сверху опять присыпано. И вот смотри. Пожалуйста. Блин, да опять этот «Коктебе́ль», сколько можно…

– «Кокте́бель». И что теперь делать-то?

– Возвращаться назад. Ну делай опять лицо, я же тоже боюсь. Назад – это не вперед. Тихо… Вперед – это дальше на восток, уже в сторону моего дома. Но туда я пока не готов, я еще не созрел. Может быть, лет через пять мы туда съездим нормально с Соней втроем, и я напишу нормальный, понятный роман о детстве и доме. Лёнич, ну не садись на снег, сам же говоришь, замерзнешь! Сейчас надо идти обратно, к своему дому, на запад, в Москву.

– Как туда идти?

– Идти нужно туда, где светлее.

– Туда?

– Нет, не туда, там ничего не осталось, там пепелище и белые тени, их не видно в снегу, но мы же знаем, что они еще там. Давай глотнем коньяка и прислушаемся к своим ощущениям. И пойдем, куда они нам подскажут.

– Ты думаешь, правда запретили бухло?

– Почему нет?

– Значит, то, за чем мы шли изначально, разрешили?

– У тебя странная, конечно, логика. Еще говорят, что я наивный. То запретили еще сильнее. Но благодаря этому мы здесь. То есть, не там.

– Ладно, пошли. Дай коньяка. Холодный коньяк – отвратительно…

– А мне кажется, пикантно. Я тебе рассказывал про лудоманию?

– Нет.