Волосы снова выползают у нее из-за уха, и на этот раз я медленно накручиваю их на палец. Тяну к себе, и Кира послушно наклоняется. Если поцелую ее сейчас — все разговоры пойдут глубоко в жопу, а мы пойдем сперва на пол, потом в постель, а потом, видимо, в анабиоз, потому что сил не останется даже, чтобы дышать.
— Кто-то в твоем окружении сунул тебя ко мне. Нарочно. Кто-то, кто знает о наших непростых отношениях и знает, что, если шпионаж раскроется, я подумаю на тебя и это будет самое логичное решение. Есть варианты?
Она делает лучше, чем если бы просто озвучила пару фамилий. Она просто шаг за шагом рассказывает о том, как попала в «ТАР»: с самого начала, буквально с того дня, как подруга приволокла ей букет от Морозова, из-за которого ее вышибли с работы. И я вспоминаю, где я видел этого очкарика: на корпоративах, потому что он работает в «ТАР» внештатным фотографом. Вспоминаю громкий скандал вокруг его развода, вспоминаю. И в голове крутится еще что-то, что тяжело поймать вот так сразу. На часах уже первый час ночи, но я все равно звоню начальнику службы безопасности: он как будто и не спит вообще, голос четкий, без намека на сон.
— Виктория Викторовна и этот ублюдочный очкарик — как-то связаны?
— Габриэль Александрович, она же его мать. Но Морозов на отцовской фамилии. Я же докладывал еще когда.
Матерюсь и одними губами говорю Кире: «Извини».
— Они шпионят, Саныч, — говорю ему и он матерится в ответ. — В семь утра у меня в кабинете.
С минуту мы с Кирой просто сидим в тишине, а потом она сама, словно любопытная кошка. Начинает распутывать клубок: как подружка Вера «вдруг» притащила веник, как потом ее фотография «вдруг» попала на глаза директору частной школы, как потом Морозов «вдруг» нашел такое чудесное место работы, и как ее «вдруг» взяли даже без номинального собеседования. И что много раз забывала телефон, когда бегала по заданиям Виктории.
Я слушаю и киваю, поправляю, делая свои пометки, но в итоге картина настолько четкая и ясная, что я почти уверен — внутреннее расследование подтвердит ее почти в точности. Возможно, выцарапает наружу какие-то дополнительные детали.
— Против этой парочки пока нет явных доказательств, — говорю я, и Кира кивает, соглашаясь. — И мне нужна твоя помощь, Кира.
— Я вся твоя, Крюгер, — без раздумий соглашается моя упрямица.
— Ты хоть понимаешь, что это звучит просто как удар током прямо в член? — признаюсь я, и Кира краснеет. — Можешь посмотреть, что в коробке.
Она взвивается на ноги со скоростью сквозняка, берет подарок, снова садится около меня и медленно открывает. Это кольцо лучше того, что было в прошлый раз, и если так подумать, то я даже рад, что первое она вышвырнула. Кира долго не решается достать его, так что приходится ей помочь. В полной тишине, надеваю кольцо на ее безымянный палец, радуясь, что угадал с размером — кажется, меньше просто не было.
— Я согласна, Крюгер, — говорит она, улыбаясь, сидя передо мной на коленях, словно прилежная школьница.
— А я вроде не спрашивал, — подначиваю ее.
— Я ведь и это кольцо вышвырну, Крюгер.
Приходится заставить ее подняться, а самому, нарочно охая и хмурясь, встать на одно колено.
— Будешь жить в моем мрачном замке, Кира?
— Буду, Агрессор, — снова разводит мокроту она.
— Выйдешь за меня замуж?
Да ну на хер, хватит с меня колен.
Ее соленое от слез «да» я ловлю жадным поцелуем.
Глава сорок седьмая: Кира
Пока я стою сзади него, за плечом, и осторожно тянусь, чтобы сплести наши пальцы, мир странным образом преображается. Я словно вдруг стала единой и целой, собранной из множества кусочков, которые потерялись во времени и пространстве. Но, что куда главнее, собирая себя, идя по следу хлебных крошек собственной разбитой души, я пришла именно туда, где должна быть всегда: возле своего Чудовища. И это самое безопасное место на земле.
Алекс смотрит на нас огромными глазами, в которых недоумения даже больше, чем отчаяния. Он явно не понимает, где допустил ошибку, как проморгал заговор, пока сам играл на сторону. Мне хочется впитывать его панику, словно губке, потому что она так восхитительно оттеняет наш с Габриелем триумф. Наверное, я перенимаю у моего Агрессора его дурные привычки, потому что начинаю наслаждаться чужим страхом: как же так, что я упустил?
Пауза растягивается до состояния свежей жвачки: она тугая и не очень длинная, но стоит Алексу открыть рот, как тут же лопается, оставляя в воздухе слабую упругую вибрацию.
— Это просто подстава, — говорит он, и я слышу едкий смешок Эла.
Зря он это сказал. Зря подумал, что может переиграть свою участь, доказывая льву, что он не лев, а осел. Вряд ли Габриэля можно было разозлить еще больше, но Морозов превзошел сам себя.
Я чувству, как мой Агрессор делает шаг вперед, поэтому еще сильнее сжимаю его пальцы между своими, нарочно удерживаю на месте, прижимаясь носом к плечу.
— Не стоит он того, — говорю так тихо, что даже в не очень большой комнате эти слова слышит только Эл.