Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

— Ты что, Одином себя возомнил? Мудрость тебе пригодилась бы, что так, то так. — Аттила просунул руку в клетку и приятельски похлопал его по плечу. — Есть два типа людей, старший братец. Те, кто сражается на войне, и те, кто за ней наблюдает, делает выводы из того, что происходит, а потом применяет их на практике. Представь, как то, чему ты только что был свидетелем, происходит в промышленных масштабах. Представь, как этих выродков скручивают и перемалывают в таких количествах, чтобы по-настоящему привлечь внимание богов. Вот тогда тучи расступятся, и потолок Сикстинской капеллы украсят новые персонажи, и, если у тебя кишка будет не тонка, ты увидишь сногсшибательную демонстрацию того, что на самом деле может означать слово «гурман». И самое главное… Мне не нужно это себе воображать.

— Ты имеешь в виду, что уже видел такое.

— В Чехии, девять лет назад. Это произвело на меня большое впечатление.

Таннеру хотелось проблеваться.

— Почему вам обязательно обращаться с ними… вот так?

— Таков принцип, древний принцип. Не думаю, что ты о нем когда-нибудь слышал. «Души чистейшие — те, что из тела исторгнуты силой». — Аттила осклабился. — А может, богам приятнее, если мы немножко пережевываем для них пищу.

Таннер сел прямее, прижимаясь спиной к прутьям.

— Но зачем это вам? На самом деле? Что вы за это получаете?

— Да перестань. Ты не настолько туп. Чего люди всегда хотели от богов?

На этот раз смех Таннера прозвучал почти как настоящий.

— Вы угождаете им, чтобы они дали вам то, чего вы хотите? Это же херня. И всегда было херней.

— Предпочитаешь не замечать очевидного, да? Послушай… хочешь — верь, хочешь — нет, но в этих людях есть чистота родом из таких давних времен, что ни ты, ни я не способны этого себе представить. Она встречается и в некоторых местах, и даже в растениях и животных, но я занимаюсь людьми. Они это не выбирали. Просто так получилось. Так сложились их частицы. Но для тех, кто понимает материю и энергию на интуитивном уровне… как ты думаешь, сколько в таком теле может содержаться изначальной силы? Как ты думаешь, если поглотить такого человека, каков он будет на вкус?

Таннер произнес это слово одними губами, не вслух. Трюфели.

— Они жаждут, мы доставляем, они наслаждаются. Это хорошее соглашение.

— Ты так и не сказал мне, чего вы хотите.

— Того, что мы почти уже получили. Европа была знаком. Альфа Центавра была знаком. Это значит, что договор будет соблюден.

Что бы ни таилось в глазах Аттилы, оно было таким же холодным, как этот подвал.

— Сделка была заключена очень давно. Когда они насытятся… когда вкус сотворения мира придаст им достаточно сил… они придут и покончат с этой бесполезной ебаной планеткой, и создадут из ее праха что-то настоящее.

Пятая фаза

Эти немыслимые просторы одна только любовь может сделать пригодными для мелочи вроде нас.[7]

Карл Саган

Было так много причин не верить ей. Решить, что Бьянка нашла в Сети кучку двинутых, которые тратили жизнь на то, чтобы поддерживать заблуждения друг друга, и купилась на их бредни. Они дали ей ответы и были рады принять ее в свой круг. Сумасшествие, как и страдание, не любит одиночества.

Но я все равно ей поверила.

Правда, которую она отыскала для себя, была чудовищно логична, а это имело значение, поскольку я тоже была частью этой правды. Она обещала объяснить то, что преследовало меня большую часть жизни. Если зайти на середину реки, необязательно знать, где у нее исток, а где — устье, чтобы понять, что тебя подхватило течение.

Я бросила попытки выплыть на сушу. У меня никогда не получалось задержаться там надолго.

А теперь? Что сделано, то сделано. Назад пути нет. Теперь нам предстояло с этим жить и попытаться уйти от наказания, для начала избавившись от обременительного трупа. И похоже было, что заняться этим придется мне, потому что вскоре после того, как Грегг испустил последний вздох, Бьянка впала в такой глубокий ступор, что мне пришлось отвести ее в ванную, раздеть, вымыть и уложить в кровать…

Где она и провела следующие девятнадцать часов, глухая к призывам как этого, так и любого другого мира.

Она была так уязвима. Все мое сочувствие, все сострадание было направлено не на Грегга, а на маленькую девочку, которой когда-то была Бьянка, и на то существо, которым она была в своих воспоминаниях и которое теперь называла атавистом, жившее в каком-то другом мире и в каком-то другом теле — амфибии, рептилии или чего-то такого, чему в нашем мире аналога не было. Вероятно, если бы я смогла понаблюдать за одним из ее прежних сородичей, эта гибернация стала бы для меня понятной. Может, они засыпали после того, как расправлялись с добычей, и какая-то древняя часть Бьянки помнила об этом?

Или ей просто нужно было ненадолго отключиться и сбежать от действительности?