Другие надзиратели предупреждали меня с самого начала: «Однажды ты начнешь смотреть на всех так, будто они в чем-то виновны».
Я отказывался им верить: «Нет, я же знаю, что работу нужно оставлять на работе».
А теперь новички выслушивали то же самое уже от меня.
Я снял очки.
— Ты ничего плохого не сказал. Просто от такого невозможно оправиться. Время не исцеляет раны, оно только наращивает шрамы. — Я подошел к сетчатой двери, выглянул наружу и вдохнул запах осеннего дня, золотистый аромат согретых солнцем листьев. — Тут все сильно изменилось, да?
Рэй пожал плечами:
— А где не изменилось?
Мы с ним вышли на улицу, и я поднял лицо к солнцу, закрыл глаза и прислушался, думая о том, что хотя бы звуки здесь остались прежними. Все теми же приветливыми, тихими голосами птиц и открытых пространств.
— Когда я был в магазине, мне, пожалуй, и пальцев двух рук не хватило бы, чтобы сосчитать людей, которым осталось меньше пяти лет, — сказал я. — Как это началось?
Рэй пристально уставился на меня. Я знал это даже с закрытыми глазами. Я ощутил это так же отчетливо, как если бы он ткнул меня двумя пальцами. Когда я открыл глаза, он выглядел именно так, как я себе представлял.
— Ты ведь теперь в УБН[9]
работаешь, да, Дилан? — спросил он.— Я надзиратель. Я никого в тюрьму не сажаю, я только пытаюсь поддерживать порядок среди тех, кто там оказывается.
Он засунул руки в карманы и покачался на пятках, устремив взгляд куда-то вдаль.
— Ну… это началось так же, как и все остальное. Понемногу. Дело в пространстве. Пространстве и уединенности. У нас тут и того и другого полно. И еще в свободном времени. Его у нас тоже полно.
Насколько я помнил, у его двоюродного деда свободного времени не было никогда. Мистер Тепович всегда едва-едва успевал сделать все, что нужно было сделать. И мой дедушка тоже. Мне стало любопытно, откуда взялось все это свободное время.
— Интересно, сколько тут метоварен, — сказал я.
— Понятия не имею. Я знаю только то, что до меня доходит, а доходит до меня немногое.
«Не могу помочь, начальник. Я тут вообще не при делах».
— Но если тебе повезет и ты спросишь верного человека, — продолжил Рэй, — он, должно быть, скажет тебе, что это единственное, в чем он когда-нибудь был хорош. Единственное, что у него получается.
Деревья перешептывались, лаская листвой скворечники-горлянки.
— Быть может, он даже скажет, что это святое дело.
Этого я услышать не ожидал.
— И кто же его освятил?
Колебание и неуверенность Рэя показались мне первыми искренними выражениями на его лице с тех пор, как разговор свернул в это русло.
— Сильные мира сего, наверное. Не правительство, не такого рода сильные. Что-то… выше них. — Он запрокинул голову, выпятив свою широкую челюсть с колючей бородой, и, хмурясь, уставился в небо. — Представь себе, что глубоко в лесу есть место, куда никто не забредет случайно. Оно не большое, но и не слишком хорошо укрытое. Теперь представь, что туда заносит команду из управления шерифа. Они проходят в двадцати, в пятнадцати футах от него — и ничего не видят. А теперь представь, как то же самое случается с группой парней, у которых на куртках нашивки УБН. Все они просто проходят мимо, будто там ничего и нет.
Он к чему-то вел, но я не понимал к чему. Наверное, Рэй и сам не понимал. Говорят, что если проведешь в тюрьме достаточно лет, то станешь свидетелем странных событий, объяснить которые почти невозможно, и хоть сам я ничего не видел, но рассказы до меня доходили. Быть может, Рэй тоже об этом слышал и искал… кого, человека, который его поймет?
— Я не знаю, как еще можно назвать такое место, — сказал он, — если не святым.
— Для человека, до которого немногое доходит, ты на удивление информирован.
Взгляд Рэя вернулся на землю, а маска — на лицо.
— Может, я слышу и больше, чем признаюсь. — Он направился к дому своей двоюродной бабушки. — Будь здоров, Дилан. Еще раз соболезную насчет Эви.
— Слушай, Рэй. Глупый вопрос, но… — начал я. — Твоя тетушка Полли, или бабушка, или мама, или еще кто-нибудь… они тебе в детстве не рассказывали истории о Лесовике?
Он покачал головой.
— Не-а. Я только лесников знаю. — Он сделал еще несколько шагов и остановился, как будто в голове у него всплыло что-то, о чем он не вспоминал лет двадцать. — Хотя, кажется, я помню, как тетушка Пол рассказывала мне о каком-то Старике Ореховые Кости. Какую-то чепуху. «Высокий, как облако, маленький, как орешек» и прочая белиберда. Сам знаешь, старушки иногда чего только не наплетут.
— Ага.
Рэй, похоже, складывал воедино разрозненные обрывки воспоминаний.