Непорочное зачатие. Сборник рассказов

– Сельский житель. А в любой деревне все между собой кровная родня, в каждой семье по пять детей и половина – умственно неполноценные.

– Послушай…

Я потер затылок.

– Как-то не вяжется. У Ирины, которая Колманович, деревенский свекор?

– Колманович – Ирина, Сергей был Пастухов, в браке взял ее фамилию, потому что хотел разорвать связь со своими, как любят кричать на каждом углу, «корнями».

– Надо же… Как много можно узнать.

– Своих родителей он забыл в тот день, когда уехал из деревни. За всю жизнь после университета ни разу там не бывал.

– Ну и что, отец Сергея такой страшный? Ты его видела?

– Видела, к ним приходил. Деревенская обезьяна, которая обедает на табуретке и моется раз в неделю.

Сельских жителей жена ненавидела лютой ненавистью, тому имелись причины, связанные с ее работой.

С Сергеем Колмановичем, урожденным Пастуховым, картина не согласовалась.

– Тупая хитрая рожа. Когда на таких смотришь, то думаешь, прав был Сталин, который не давал колхозникам паспортов и не пускал в город всю огородную срань.

– То есть держал крепостное право?

– Для таких скотов и должно быть крепостное право. Но при царе талантливые от барина выбивались в люди. А безмозглых всю жизнь пороли на конюшне, потому что иного не заслуживали.

– Ты крута, но тем не менее…

– Сергей ведь выбился, потому что мог и хотел.

– Так вот видишь – Сергей нормальный человек, и дети у него должны быть нормальные.

– А могут и не быть. Гены передаются через поколение, а у кретинов они сильные.

– Ты так думаешь?

– Уверена. Евгенику не Гитлер изобрел.

– Ну а что Колманович, который Пастухов?

– У Сергея есть старший брат, уже за сорок. Тоже нормальный, живет в городе, женат на нормальной женщине. Так вот у него сын – такая же тупая скотина, как дед. Ему купили диплом, он не работает, потому что не может. Двадцать пять лет, жирный, как хряк, сидит на шее у родителей, днем спит, ночью смотрит японские аниме для таких же дебилов.

– Бывает и такое?

Я подумал о нашем сыне: толковом и смышленом, уже зарабатывающем на копирайтерской бирже по темам компьютерных игр – и не смог провести аналогию.

– На самом деле, конечно, все может обойтись, но они не решаются. Хотя ребенок был бы не просто Колманович, а по всем законам еврей, смог бы уехать в Израиль.

– Ты думаешь, в Израиле так уж хорошо? Мне кажется, народ – везде говно, если нет возможности от него не зависеть.

– Везде, говно, конечно. Но говнее, чем в России, быть не может нигде. В Израиле хотя бы нет зимы,

Я не возразил. Мне самому давно хотелось найти себя миллиардером на необитаемом острове в тропиках.

Но в последний год думалось, что неплохо иметь рядом второй остров, где жили Колмановичи.

– Но ведь есть какие-то выходы? Искусственное осеменение или ребенок из детдома?

– Искусственного от хрен знает какого донора они не хотят. А детский дом… Это только в статейках все прекрасно и удивительно. Обретение новых родителей, до сих пор воспитание нового человека и прочая хрень. На самом деле все решает генетика. И если родители – срань и рвань, то дети вырастут точно такими же. А в детдомах контингент с соответствующей наследственностью. На нормальных людей, которые утонут или сгорят, а дети выживут, очередь расписана на десять лет вперед.

Вздох жены был искренним.

Я по-новому подумал о Колмановичах, до этого момента казавшихся мне символом самодостаточности, проявляющейся и в том, как легко они пошли на «своп» без опасения за семью.

– И что, они никак не могут решить проблему?

Жена хотела что-то сказать, но вытяжка трижды пропищала и выключилась, сообщая, что луковый суп настоялся.

Мы одновременно – как положено параллельно думающим супругам – встали с мест.

Она потянулась за бульонными чашками из чешского фарфора, я полез в холодильник за початой бутылкой водки «Сова».

У стола мы столкнулись.

Одной рукой я притянул жену к себе, второй взял за бюстгальтер, без которого она не могла ходить из-за сына, в свои тринадцать лет замечающего слишком много.

Ее губы хранили вкус кофе, выпитого перед началом готовки.

–…Мама, я тоже хочу есть!

Отпустив ее, я обернулся.

Сын стоял в раскрытой двери, смотрел наивно, но требовательно.

– Коля, дай нам с папой пять минут. Я тебя позову.

Налив быстро, я выпил первую рюмку не садясь.

* * *

– Ты любишь Риту?

Ирина Колманович глядела на меня с соседней подушки.

– Очень.

Свою жену я любил больше жизни, в постели с другой женщиной это ощущалось с особой силой.

Наверное, кому угодно такие ощущения казались иррациональными, но я был именно таким человеком, испытывал именно такие эмоции.

Посмотрев на Иринину небольшую грудь, я вспомнил, при каких обстоятельствах испытал самый сильный пик любви к своей жене.

Это было шесть лет назад.