Непоседа

Покои султана были на верхних этажах дворца и вид оттуда открывался великолепный: и на сад вокруг, и на самые большие и красивые здания (высокий забор надежно скрывал от взглядов бедные развалюхи), и даже на холм, где находилось семейство Зуа.

Трикс, Иен, султан Абнувас и шут Сутар сидели за низким круглым столом, на котором в золотых вазах лежали фрукты и сладости, а в хрустальные сосуды были налиты прохладительные напитки. Рядом со столом стояли раскуренные кальяны, которыми, впрочем, никто не пользовался.

— Я очень переживал, что огорчаю папу, — со вздохом рассказывал Абнувас. — С самого детства. Слуга нерасторопно принесет мне воду для умывания — папочка говорит: «Прикажи его высечь». А я не могу. Мне жалко… Как-то раз отец взял меня на суд, куда привели разбойника и злодея, грабящего караваны и убивавшего торговцев. Сидят в зале жены и сироты, плачут. Разбойник страшный, с огромной рыжей бородой и усищами, скалится… Говорит: «Ни о чем, ни о чем не жалею! Убегу — убивать снова стану!» Папенька мне и говорит: «Видишь, какой злодей? Жалко тебе его невинных жертв?» Я отвечаю: «Жалко, папочка! Какой он нехороший человек!» Папа обрадовался, говорит: «Ну так вели его казнить! В песок закопать, голову отрубить… все, что хочешь!» А я отвечаю: «Папа, но ведь он жертва обстоятельств! Наверняка в его воспитании были допущены серьезные ошибки. Возможно, его отец был очень суров, бил его и оскорблял, в детстве он был слабым и бедным, над ним глумились сверстники… Все это и привело к тому, что сердце его ожесточилось. Его надо лечить, а не казнить…» Папа даже рот разинул. А разбойник вдруг зарыдал, говорит: «Наследник трона прав… я вел недостойную жизнь… Пощадите меня! Буду, буду я добрей, да, добрей!» Ну, тут уж все задумались. Говорят, вдруг я прав? Разбойника постригли, помыли, научили вежливому обхождению и отправили работать охранником при караванах. А он в ту же ночь разорвал на себе красивые одежды, выпачкался в грязи и набросился на товарищей. Была большая драка… кое-как его зарубили. Я узнал — в обморок упал. Папа меня утешает, говорит: «Не переживай, у всех бывают ошибки…» А я реву, говорю: «Мы недостаточно внимания к нему проявили, не смогли адаптировать его к нашему обществу…» Отец плюнул, вытащил из халата поясок, ну и давай меня им по спине лупить… А я прошу: «Папочка, папочка, пожалуйста, осторожней, не задень себя!»

Иен сидел с открытым ртом. Трикс взялся за голову.

— Все чистая правда, — сказал Сутар. — Так оно и было. Когда старый султан умирал, он призвал визиря и меня к своей постели и говорит: «Что будем делать? Сын мой умен, прилежен и красив. Он ничего не боится. Но в сердце его слишком много доброты. Эта доброта убьет наше государство и утопит его в крови. Полагаю, у нас нет иного выхода, кроме как пожертвовать одним во благо многих». И после этого султан испустил дух…

— А почему было просто не лишить Абнуваса трона? — спросил Трикс. — Есть же еще два сына…

Он спохватился, что говорит так, будто султана нет рядом, и смущенно посмотрел на Абнуваса. Тот улыбнулся и махнул рукой, призывая не беспокоиться.

— Ну что ты! — ужаснулся Сутар. — Изменять порядок наследования престола? Это путь к кровавой смуте и разрухе! Нет, выхода не было. Мы с визирем надели праздничные одеяния, взяли шелковую веревку и пошли к юному Абнувасу. Он тогда был твоим ровесником, Трикс. Мы вошли в эту самую комнату и увидели, что Абнувас сидит на табурете из красного дерева, обнажив шею, и улыбается нам. «Я знаю, зачем вы пришли», — сказал он. «Делайте же свое дело, ибо это правильное решение. Я вам глубоко благодарен за помощь. Вы добрые чудесные люди». Мы ему веревку на шею-то накинули, и вдруг Абнувас попросил: «Можете ли вы погодить минутку? Я вспомнил, что не покормил утром свою любимую канарейку…» Ну… — шут вздохнул, — тут мы с Аблухаем не выдержали, прослезились. И дали клятву, что постараемся все-таки победить излишнюю доброту Абнуваса. А до тех пор станем править от его имени, принимать все трудные и жестокие решения, самому султану позволяя судить несложные дела, в которых уместно проявить доброту и раздавать милостыню во время праздников.

— И как успехи? — поинтересовался Трикс.

— Неделю назад я убил пчелу, укусившую меня! — гордо сказал Абнувас.

Сутар вздохнул.

— А плакал я от боли, а вовсе не из жалости к пчеле… — добавил Абнувас и покраснел.

Сутар махнул рукой.

— Похоронил я ее просто так… ну шутки ради… — совсем уж смущенно добавил султан.

— Поразительный случай! — признался Трикс. — Желать добра всему живому, в том числе и людям — это достойнейшее поведение. Но желать добра так, что при этом в выгоде оказываются злодеи и душегубы… никогда о таком даже не слышал!

Абнувас печально и виновато кивнул.