Непослушное дитя биосферы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей

Слово это употребляется в быту как символ всего низменного, всего дурного в человеке. Инстинкты рекомендуется скрывать и подавлять. Инстинкту противопоставляются мораль и разум. Но в биологии, у этологов, слово инстинкт имеет иное значение. Им обозначают врожденные программы поведения. Можно собрать очень сложную ЭВМ, но, пока ее не снабдят программами, она просто бесполезная груда «железа». Программы – инстинкты ЭВМ. То же относится и к мозгу. Чтобы начать действовать, он нуждается в про граммах: как узнавать задачи и как их решать, как учиться и чему учиться. Животное рождается с этими программами, с большим набором очень сложных и тонких программ. Они передаются с генами из поколения в поколение, их создает естественный отбор, без конца по-разному комбинируя малые, простые блоки в новые системы. Комбинации проверяются в судьбах – счастливых и несчастных – миллионов особей. Неудачные программы выбраковываются с гибелью особи, удачные – размножаются. Это и есть естественный отбор. Инстинкты вырабатываются медленно – так же долго, как и новые органы, а став ненужными, перестраиваются или разрушаются зачастую не быстрее, чем морфологические приспособления – число пальцев, форма клюва, строение зубов.

Ни у кого не учась, птица портняжка ловко сшивает листья ниткой, сделанной из луба.

Наши предки были не беднее инстинктами, чем любые другие животные. Множество инстинктов, которые унаследовал человек, не только не успели разрушиться, но, более того, они не исчезнут никогда. Потому что они нужны, потому что они по-прежнему служат, составляя фундамент новой, рассудочной деятельности. Она развивалась не на пустом месте, а от врожденных программ.

А вот пример со столь любимым гуманитариями камнем. Оса аммофила, построив в земле гнездо и отложив в него яйца, закапывает вход и отправляется подыскивать камешек. Возвратясь с камнем к гнезду, она, зажав его челюстями, утрамбовывает грунт каменным молотком. Ее действиями руководит инстинктивная программа.

И инстинкт собирателя, содержащий в себе стремление искать, различать, классифицировать, учиться, награждающий нас за правильное применение программы радостью удовлетворения, – этот инстинкт проявляется не только в атавизмах – сборе даров природы. Он в азарте коллекционера марок и этикеток, он в страсти зоолога и ботаника собирать и классифицировать коллекции животных и растений, он и в неутомимой жажде геолога к пополнению коллекций минералов.

Никого из нас не заливает краска стыда из-за того, что все мы рождаемся и умираем, как животные. Отчего же стыдиться, что во многих своих пристрастиях и поступках мы руководствуемся инстинктом?

Ткачики, строя гнезда из растительных волокон, завязывают их сложными узла ми, причем такими же, какие используют швеи и моряки. Мы знаем, что в основе этой деятельности птиц лежат врожденные программы поведения, что оно инстинктивно.

С чего начинается родина

Каждый из нас носит в себе любовь к родине в двух ее образах. Есть Родина – огромная страна, в ней много десятков языков, из которых я знаю лишь один, в ней тысячи городов, в большинстве из которых я не был, сотни рек, в которых я не купался, и даже много морей, которых я еще не видел.

Ради процветания Родины мы трудимся, ради нее терпим невзгоды и готовы умереть, защищая ее границы. Эту Родину мы любим сознательной любовью и сознательно внушаем нашим детям любовь к ней.

Но у каждого из нас есть еще другая родина, которую никто нас любить не учил. И нужды учить нет. Мы и так ее любим, причем бессознательной любовью. Эта родина – маленькая точка на карте, место, где я родился и провел детство. Объективно говоря, не хуже и не лучше тысяч других мест, но для меня – единственное, особенное и ничем не заменимое. Образ этой родины, ее запахи, ее звуки человек помнит до гробовой доски, даже если он с детства туда не возвращался. Но вернуться тянет всю жизнь. Вдали от нее все, что с ней связано, волнует. Упомянули родной городок по радио – радостно слышать. Услышал в толпе родной говорок – и готов броситься на шею земляку, человеку, ничем более не примечательному. А уж если с ним разговоришься, начнешь расспрашивать, вспоминать родные места – все для него готов сделать. Постороннему человеку мы, простые смертные, о своей родине сказать интересно не умеем, их не трогает наш рассказ. Только поэты наделены даром передать в словах любовь к своей родине неземлякам.