Непосредственный человек

Хорошее настроение у декана гуманитарного факультета – скорее всего, опасный симптом. Это означает, что мир устроен совсем не так, как нам казалось. Тут все что угодно может произойти. Именно так я ощущал нынешнюю ситуацию. То есть в самом деле – отменное у него настроение. Не просто хорошее, какое может быть у человека, получившего парочку неплохих предложений по работе, попросившего женщину выйти за него замуж и услышавшего в ответ «да». А по-настоящему хорошее. Он выглядел как человек, вполне уверенный не только в присущей ему благости, но и в том, что его добродетель и впредь будет торжествовать, а злу предопределена погибель. Иными словами, он выглядел не как декан гуманитарного факультета и уж вовсе не как декан, только что составивший список из четырех обреченных, причем один из четырех – его будущий шафер.

– Начнем с мелочей, хорошо? – предложил Джейкоб. – Зачем ты терроризируешь на занятиях мою племянницу?

– Племянницу?

– Блэр. Я ее дядя.

– Вот как? Я понятия не имел.

– Она не хотела особого к себе внимания.

– Она не готова постоять за свои убеждения, – сказал я. – До сих пор я не понимал, что это у нее наследственное. Знай я это, обращался бы с ней помягче.

Один из лучших моих выпадов, а Джейкоб даже не поморщился. Лишь захихикал.

– Господи, какой же ты хрен самонадеянный! Помнишь, как мы попали сюда?

– Черный сентябрь семьдесят первого? Конечно.

– Помнишь старину Руди Байерса? Каждый раз, когда кто-то жаловался, какой ты самонадеянный хрен, Руди говорил: «Ничего, со временем перерастет. Щенки вечно пачкают дома. Шлепните его пару раз свернутой газетой по заднице, до него дойдет».

– Вот это был декан! – ностальгически вздохнул я.

– Беда в том, что ты сделался хуже прежнего. А веришь, что в тебе задор играет. Тебе пятьдесят лет, а ты все еще срешь на ковер и думаешь, что такой умник.

– Что ж, – ответил я, – по крайней мере, один из нас прошел дрессировку. Велят «к ноге» – и ты выполняешь команду. Велят составить список – ты составляешь список.

Я внимательно следил за ним, потому что если он намерен это отрицать, сейчас самый подходящий момент. И, пожалуй, я был удивлен, когда он этим моментом не воспользовался. Мы с Джейкобом давно знакомы, а как раз давность знакомства и побуждает думать, будто ты знаешь человека. Но Джейкоб не выглядел виноватым, наоборот – его пуще прежнего распирала добродетель.

– Другая вакансия открылась прямо здесь, вот оно что, – угадал я. – То-то тебя не беспокоило, что Грэйси скажет насчет переезда в Техас.

– Думаю, она бы согласилась поехать со мной, – сказал Джейкоб.

– Итак, наконец-то ты в игре. Всего-то и требовалось написать на бумажке четыре имени.

– Снова ошибаешься. Это отнюдь не все, что требовалось. Написать имена – это было самое легкое.

– Из всего, что ты наговорил, это первое, во что я не поверю, – сказал я. – Отказываюсь верить, будто написать имена тебе ничего не стоило.

Я не стал пояснять, что мне известно, насколько это тяжело, потому, что я и сам подумывал, не составить ли список.

Он поднял руки, словно сдаваясь.

– Тя-же-ло тебе, а мне – запросто. – И опять ухмыльнулся.

– Джейкоб! – сказал я.

– Илионе придется несладко, – признал он, – но у него будет целый год на поиски нового места. Он публикует эту модную культурологическую чушь, он достаточно умелый втируша, кто-нибудь его подберет.

– Я не об Илионе думал.

– А о ком? О Финни? Он получит академический отпуск на год с сохранением половины зарплаты, чтобы закончить диссертацию в Пенсильванском университете. Он не защитится, конечно, но это его проблемы. После отпуска мы предоставим ему возможность преподавать сочинение первокурсникам на ставке доцента, если пожелает. Больше, чем он заслуживает.

– А Билли Квигли?

– Уолтер уходит из университетской редакции. Билли предложат его место. Сможет дрыхнуть там тихонько дни напролет. Я точно знаю, он давно мечтал получить работу Уолтера. – Джейкоба распирало. Того гляди запрыгнет на стол и спляшет джигу. Выражение беспримесного удовольствия превратило его лицо в маску еврейского гнома. – Так что остается лишь Уильям Генри Деверо Младший. Что же нам делать с этим засранцем?

До той минуты я считал себя равным игроком и думал, что могу справиться с Джейкобом, пусть он и имеет преимущество, поскольку выкладывает карты одну за другой, в то время как почти все мои карты уже открыты на столе. Но тут у меня сердце оборвалось. Джейкоб знает, что побил меня по всем статьям. Ему все равно, что там у меня за козыри. И когда я понял, какую карту он сейчас перевернет, меня накрыла волна дурноты и я почувствовал, как скопившаяся моча сильно давит на мой пах.

– Ошибаешься, – в отчаянии возразил я. – Остаюсь не только я, но и ты.

Я хотел спросить его, какова же была цена, что за морковку Дикки подвесил перед его носом, чтобы заставить Джейкоба играть, но тут что-то щелкнуло и встало на место. Теренс Уоттерс не стал бы тратить время на разговоры с деканом гуманитарного факультета.

– Господи! – пробормотал я. – Дикки уходит, вот оно что?

Джейкоб фыркнул:

– Пришла приливная волна и смыла его к черту.