Читаем Непосредственный человек полностью

Я боялся, что мой былой враг Пол Рурк озлится пуще прежнего, узнав, что я продал Джейкобу то, что отказался продать ему, но, как ни странно, я, видимо, более не вхожу в его дерьмосписок. Джейкоб говорит, причина в том, как место влияет на человека, – эту поговорку я и сам частенько применял к Джейкобу, когда он вел себя трусливо, на мой взгляд. По мнению Джейкоба, Рурк осознал, что декану не приличествует длить личную вражду, и ему пришлось отказаться от распри со мной. Я же считаю – и всегда это утверждал, – что большинство людей располагает лишь ограниченным ресурсом злобы, и Рурк свой запас исчерпал еще в июне, когда наша компания (Джейкоб, Тедди, Рурк, двое ребят с биологического и я) возобновили баскетбольные матчи по воскресеньям. Может, я это и предложил. Баскетбол – самая подходящая игра для высоких, проворных мужчин вроде меня. Порой я так поддаюсь очарованию этой игры, что теряю контакт с реальностью. Когда мяч идет в руки, когда я несусь через площадку или обратно к периметру, готовясь к прыжку, я забываю и свой возраст, и статус. Я сливаюсь с самим собой из того сна о баскетболе на ослах и во власти подобных эмоций склонен поступать опрометчиво. В воскресенье под конец июня после неудачного броска я допустил ошибку – ринулся к щиту и наткнулся на мощный локоть Пола Рурка. Результат – трещина в челюсти и подбитый глаз – удовлетворил моего старого врага. Кроме того, он ободрился, когда смог снова сесть за руль «камаро»: обмороки прекратились, как только он перестал вдыхать дым от косяка второй миссис Р.

Во всяком случае, вчера, когда мы с Лили встретили Пола под конец пробежки и я указал на болезненно-желтые листья по его сторону шоссе, Рурк всего лишь опустил окно, понимающе кивнул мне и сказал почти ласково: «Счастливчик Хэнк».

Он прав, разумеется. Я счастливчик. После цепочки событий, которые привели меня сначала в тюрьму, а потом в больницу, я последовал мудрому совету матери и составил список вещей, за которые мужчина вроде меня мог бы питать благодарность, будь у него такое желание. И вот этот список.

1. У меня есть здоровье.

Мой член (точнее, моя простата и весь мочеиспускательный канал) прошли метафорический ряд испытаний, то бишь исследований, которые Фил Уотсон именовал «залпом из всех орудий». Мне кажется, он и мной бы из такой пушки выстрелил, если бы я позволил. Но в итоге выяснилось, что и со мной, и с моим членом все в порядке. Никакой опухоли нет. Дальнейшие копания в моей заднице, осуществленные несколькими учеными и обильно смазанными пальцами, не обнаружили ни асимметрии, ни увеличения предстательной железы. А главное – во всяком случае, для меня, – я вновь стал мочиться свободно, регулярно и без дискомфорта. Член мой во всех смыслах при мне, как при любом другом мужчине. Остается лишь загадка моего временного недуга. По мнению Фила, я, скорее всего, страдал от так называемой истерической простаты, а это выражение само по себе способно вызвать истерику, по крайней мере, у мужчины вроде меня. По словам Уотсона, который, подозреваю, изобрел этот диагноз, чтобы позабавить меня и объяснить мое необъяснимое иными способами состояние, такие симптомы появляются редко, от сочетания физических и психологических причин, они были вызваны стрессом на фоне приема антиаллергических средств, которыми я злоупотреблял всю весну в надежде побороть простуду.

Это объяснение хотя бы охватывало все известные факты о моем недуге. Однако диагнозу недоставало, как я понял в тот момент, когда Фил Уотсон изложил мне его, поэзии, и я постарался объяснить моему врачу, почему Джейкоб Роуз застал меня хохочущим как безумец, когда последовал за мной в туалет. Ибо с первой струей мочи, ударившей в унитаз, я отчетливо расслышал щелчок, как будто небольшой камушек дзынькнул о фаянс, – доказательство, как я решил, что я был прав с самого начала. Только что из меня выскочил камень. Уотсон, человек глухой к поэзии, лишь улыбнулся и напомнил мне, что это невероятно: через мужской мочеточник не может пройти камень достаточных размеров, чтобы произвести отчетливый щелчок или дзынканье. Кроме того, камень таких размеров спровоцировал бы обильное кровотечение перед этим событием, во время него и после, а у меня – ни капельки крови. Поэтического чувства Уотсону хватило, однако, для того, чтобы признать: решение отказаться от должности декана и разорвать постоянный контракт с университетом можно символически приравнять к выходу камня, но он настаивал на том, чтобы разделять символ и материю, субстанцию и смысл. И это католик, каждое воскресенье высовывающий язык, чтобы принять Тело Христово.

2. Я все еще женат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза