— А, ну вот, — сказала мама, войдя сквозь двойные французские двери в парадную столовую. От пола до потолка это помещение было застроено книжными стеллажами, и мама, я подозреваю, уже представляла, как столовая заполнится не только книгами, но и людьми — многообещающими выпускниками (у нас в кампусе таковых не имелось), заезжими поэтами или иными знаменитостями (бюджет на такие визиты не предусмотрен), восхищенными сотрудниками кафедры английской литературы, которые будут смотреть в рот моему отцу. (Финни, что ли, будет смотреть?) Она созерцала символ своей веры, и улыбка, расцветшая на ее морщинистом лице, была полна торжества.
— Ох, мама! — не удержался я. — Мне за тобой не угнаться.
У задних ворот кампуса я наткнулся на три как будто праздных автомобиля рэйлтонской полиции, а рядом стояла еще и машина университетской службы безопасности. Первая иррациональная мысль — они ждут здесь, чтобы не допустить меня внутрь, но, очевидно, задача у них была другая: после того как я проехал, первый автомобиль влился в транспортный поток, и три остальных последовали за ним. В последней машине на заднем сиденье, отведенном для правонарушителей, сидела молодая женщина, и когда кортеж проезжал мимо, я успел бросить взгляд на ее лицо — оно показалось мне знакомым, но никак не получалось вспомнить откуда. Не была ли она в толпе зоозащитников нынче утром? И совсем странно — в тот краткий миг, когда я разглядел черты этой молодой женщины, она вроде бы тоже посмотрела на меня и даже, возможно, узнала. Мое ли воображение тому виной или она в самом деле повернула голову мне вслед?
Я припарковался на дальней площадке за Современными языками. У задней двери корпуса, в зоне, где парковка запрещена, скучал красный «камаро». За рулем жена Рурка, очевидно дожидавшаяся возвращения мужа. Хотя окна автомобиля были закрыты, приближаясь, я услышал грохотавшую внутри музыку. Вторая миссис Р. — как всегда, босоногая — закинула одну стопу на приборную доску и шевелила пальчиками. Другой человек, застигнутый в подобной позе, мог бы и смутиться немного, но только не вторая миссис Р. — она сонно улыбнулась мне, когда я помахал ей рукой, и как будто ожидала, что и мне захочется сесть рядом с ней, снять мокасины, посмотреть, у кого какие пальчики на ногах.
В этот момент из задней двери вышел ее муж, увидел меня и произнес:
— Выглядишь дерьмово.
Я поблагодарил его и, к собственному удивлению, услышал, как говорю:
— Послушай, пойми меня правильно, мне твой голос не нужен. Но никакого списка я для Дикки Поупа не составлял.
Зачем я сказал ему это, сам не знаю, ведь я даже с друзьями по этому поводу не объяснялся.
Рурк кивнул, чуть ли не разочарованно:
— Как ни странно, я тебе верю.
— Окей, — сказал я и почему-то почувствовал странное удовлетворение от того, что сумел вот так просто договориться со старинным врагом. Самое приятное чувство за последние дни.
— Но это не отменяет того факта, что ты засранец, — сказал Пол, и узкая улыбка искривила его губы.
— Разумеется, — ответил я. — Никак не отменяет.
Возможно ли, чтобы и Рурк на миг ощутил это неожиданное и удивительное товарищество? Ведь если бы не ощутил, на том наш разговор и закончился бы. А Рурк добавил:
— Ты пропустил бурную сцену на кафедре.
— Между кем и кем?
— Джун и Илиона. Она обозвала его мелким ублюдочным ханжой. Накинулась на него прямо в коридоре.
Как отреагировать на подобные новости?
— Тедди тоже там был?
— Нет, прятался в своем кабинете. Боялся выйти, наверное. А теперь Илиона прячется в своем кабинете.
— Спасибо, что предупредил. Пойду спрячусь в своем.
Он кивнул, как бы соглашаясь, что подобная тактика вполне подходит мужчине вроде меня.
— И какие ощущения в последние часы в роли заведующего этой жалкой кафедрой?
— Очень уж ты уверен.
Он фыркнул и двинулся к «камаро».
— Считать я умею. И не беспокойся — на собрание вернусь.
— Скажи, — крикнул я ему вслед, — а почему ты перестал водить машину?
Меня вдруг осенило: в последние полдюжины раз, когда я видел красный «камаро» — автомобиль, к которому Рурк прежде никого не подпускал, — за рулем сидела вторая миссис Р.
Пол обернулся, похоже прикидывая, как ответить и стоит ли вообще отвечать. Его колебания дали мне понять, что я, сам того не желая, задал чересчур личный вопрос.
— Мне водить нельзя, — сказал он наконец. — У меня примерно с Нового года начались обмороки. Один раз полностью отключился.
— Я ничего не знал.
— Это никому и не следует знать.
— Буду молчать.
— Уж постарайся. — Не просьба. Требование.
Я подумал, не признаться ли, какой недуг подозревает у меня мой врач, — просто чтобы это слово было наконец произнесено.
— Обследование еще продолжается. Пока водит она, чтобы я никого не задавил.
— А я-то думал, ты только и мечтаешь задавить побольше народу.
Он снова фыркнул, но вроде бы не обиделся.
— Толку давить людей, если сам в отключке и этого не видишь.
— Точно.
Он ухмыльнулся во весь рот. Похоже, Рурк так же, как и я, сознавал, что это самый длинный наш и самый приятный разговор за последние пятнадцать лет. Что же это значит? — гадали мы оба.