Объявление романса в реваншистском духе неизбежно производило впечатление. Все молча слушали «Месть фармацевта из Страсбурга» или «Вот что такое пруссак, сынок». Зал наконец успокаивался. Все начинали смеяться, аплодируя тогдашним скабрезностям, грубым и непристойным шуткам. «Буря в штанах» или «Задница святоши» пользовались неизменным успехом.
А Габриэль? Что делала Габриэль среди возбужденных зрителей? Она слушала, смотрела и, казалось, получала от этого удовольствие.
В этом галдеже едва различимо звучало смутное обещание, слышала его она одна. Всего лишь неявный шум, словно приоткрывалась дверь.
II
Кабаре
Кажется, Габриэль была единственным инициатором заключения годового контракта с «Ротондой», и благодаря ей была ангажирована и Адриенна.
Можно без труда представить, чтó думал директор кабаре, подписывая подобный договор. У ног Габриэль была вся золотая молодежь гарнизона. Мог ли он колебаться?
И потом, внешность у дебютантки была необычная.
Верно, что она была жгучей брюнеткой. Но некая Спинелли[6]
, о которой начинали говорить в Париже (хотя и кривясь, и покрикивая «Блатная!»), тоже была брюнеткой. И конечно, рот… Ненасытный рот Габриэль контрастировал с серьезным, почти печальным взглядом. У нее была очень длинная шея, как у Иветты Гильбер[7]. Дебютантка, вся сотканная из противоречий. То робкая, словно пансионерка, то отличающаяся дьявольским нахальством. У нее был необъяснимый шарм, несмотря на явную худобу. Была ли худощавость недостатком? Некая Полер[8], дебютировавшая в «Амбассадоре», дергаясь в конвульсиях и неистово вращая глазами, достигла вершин славы, дерзко утвердив на парижской сцене право быть худой, что сочли бы недопустимым еще пять лет назад. Итак? Эта Габриэль была из тех, кого непременно следовало ангажировать. Хотя она совершенно не обладала голосом, публика и даже клакеры у нее уже были, ибо ей случалось резвиться на сцене, выделывая весьма вольные к пущей радости своих поклонников. Было очевидно, что это ей нравилось.Определенный репертуар и уже исчезнувшие традиции парижских кабаре в провинции по-прежнему имели хождение.
Так, в 1905 году в Мулене на сцене кафешантанов все еще можно было видеть около десятка статисток, сидевших полукругом позади «звезд». Они находились на сцене, чтобы создать иллюзию салона, придать заведению хороший тон и заполнить паузы между номерами. Едва сцена пустела, они вставали и по очереди пели песенки. Слушали их вполуха. Им не платили. Одной из них было поручено собирать деньги, и девушка ходила между столиками — обычай, который в Париже был бы расценен как недостойный даже деревенского кабаре.
Внучка понтейского трактирщика дебютировала в «Ротонде» именно в качестве статистки. Атмосфера там царила простая и непринужденная. Присутствовавшие в зале льстецы не скупились на подбадривающие аплодисменты. Едва Габриэль вставала, они устраивали ей восторженный прием.
Она понимала, какая ей выпала удача.
Рядом с ней девушки, столь же неопытные, как и она, ни живы ни мертвы, с тревогой приговоренного к казни, надеющегося на отсрочку, ждали аплодисментов, от которых зависело их будущее. Соперничество было жестоким. Все решал успех. При малейшей неудаче следовало расстаться с надеждой на ангажемент.
Габриэль же играла роль фаворитки. Она была любимой кобылкой господ офицеров и весело мчалась во главе табуна. Каждый вечер, посылая завсегдатаям легкую улыбку, она вставала и запевала одну из песенок своего репертуара.
В это же время любовь привела в Мулен молодую женщину, добившуюся некоторой известности в «Монне» в Брюсселе. Чувства, которые она испытывала к молодому человеку из знатной семьи, графу д’Эспу, заставили ее навсегда порвать с профессией балерины. Любовник служил в 10-м егерском. Она любила его страстно и пожертвовала ради него своей карьерой. Он принял жертву и не женился на ней.
Новая актриса знала всего две песни. Она начинала с куплетов из «Кукареку», ревю, где с успехом в 1898 году на сцене одного из самых шикарных парижских кабаре, «Ла Скала», выступала Полер.