Как правило, вспоминается милая чушь. Как я торопился на лекцию, а ты со смехом вцепилась в мою ногу, чтобы не выпускать из постели. Чуть не оторвала. Или как ты съела тарелку нектаринов на свой день рождения. На стенку лезть охота, как вспомню. Затем шок отступает и накатывает легкая переливчатая меланхолия. С оттенками, полутонами, послевкусием. Кому расскажи об этом, он покрутит у виска и растолкует, что лучшие воспоминания — это первый поцелуй и закаты на крыше, а не тарелка с нектаринами.
Ну и пускай.
Может быть, сама того не ведая, ты бережешь меня от черствости и равнодушия. Мне подчас недостает терпения и воли быть справедливым с учениками. И все же я не отказываюсь от своих принципов — от разнообразия и равенства. Неизвестно, насколько получается им следовать. Если бы надо мной занесли меч и дали последнее слово, я бы сказал, что не учил детей тому, во что не верю сам, и не предъявлял им требований, которые не предъявляю и себе. Слабое оправдание, наверное.
Кира, возвращайся в Москву или домой, пожалуйста. К черту упрямство. Меня оно довело до того, что я фантазирую о плошке с оливковым маслом и о восьмичасовом сне. Это мечты, пригвожденные к земле. Так нельзя.
Возвращайся. К черту обиды и ментальные ранения. Какие бы потери мы ни несли, они не критичны при условии, что мы уцелели физически и не озлобились на мир.
За окном ночи становились все длиннее, а для Романа — все короче. Он ловил себя на мысли, что приличных слов, чтобы описать его жизнь, осталось мало.
Туктарова из 8 «Б» без зазрения совести вытащила посредине урока планшет. Роман, вполоборота к классу рисовавший на доске схему прямых и косвенных дополнений, чуть не выронил мел.
— Роман Павлович, у меня важное сообщение, — оправдалась Туктарова, ловя на себе возмущенный учительский взгляд.
— Гузель, ну-ка! — рявкнул Роман.
— Минуту, — отмахнулась Туктарова.
Вне себя от возмущения Роман широкими шагами преодолел расстояние до парты. На экране носился человечек в оранжевой каске и синей униформе, уворачиваясь от сыплющегося с небес строительного мусора. Пойманная с поличным Туктарова моментально закрыла игру, обрекая виртуального подопечного на верную смерть, и поспешила спрятать планшет. Роман вцепился в него с твердым намерением разбить об стену.
— Вы офигели? — Гузель потянула планшет к себе.
Роман разжал пальцы, и Туктарова едва не врезалась спинкой стула в парту позади.
— Повтори.
— Вы совсем?
— Значит, так. — Роман сбавил тон. — Побросала игрушки в сумку и долой отсюда.
— Да что вы…
— Долой отсюда.
Через десять минут Рузана Гаязовна привела заплутавшую душу в кабинет. Всем видом завуч выражала недовольство агрессивными методами молодого специалиста.
— Роман Павлович, почему девочка во время урока по школе гуляет?
— Пусть войдет, Рузана Гаязовна, — сказал Роман. — После занятия я объясню вам свое решение. Уверяю, были полные основания так поступить.
Отпустив 8 «Б» с домашним заданием, Роман отправился к завучу и рассказал почти обо всем, кроме нахлынувшего желания сломать планшет. Рузана Гаязовна, качая головой, велела составить на имя директора жалобу и особой строкой отметить нарушение субординации. Завуч поручилась, что невоспитанная Туктарова принесет публичные извинения. Напоследок Роман удостоился дружеского совета не выгонять учеников в коридор.
— И вам Марат Тулпарович по шапке настучит, и мне.
Классный руководитель 8 «Б» Вера Семеновна, высокая дама с грубоватым чувством юмора, на перемене бодро сообщила, что Михеева переводится на домашнее обучение.
— Пропуски не ставьте, задания передавайте через меня.
— Почему она теперь на домашнем? — полюбопытствовал Роман.
— Она беременна! — без малейшей неловкости сказала Вера Семеновна.
Прозвучало как рапорт.
— Что?
— Слухи все равно распространятся, так что скрывать не буду. Свежие, так сказать, известия.
Онеметь можно. Косолапое, аморфное, безыдейное, безынициативное, бесталанное творение с квадратной челюстью и деревянным лицом, с конским смехом и со словарным запасом не больше, чем у меню музыкального проигрывателя «Винамп», — забеременело? В пятнадцать лет? Да она сама ребенок. Набивает рот пирожками и хватает маслеными руками тетради. Какой неприхотливый мушкетер осмелился?
Хм, восьмиклассница. Нелепое дитя. По географии трояк, в десять ровно мама ждет тебя домой. Ибо таковых есть Царство Небесное.
Когда Роман после уроков проверял тетради, в отворенную дверь вошел директор. Добрых вестей это не сулило, и учитель припомнил за секунду свои погрешности и провинности за последние дни. Туктарову выгнал, на Эткинда накричал за болтовню, задержал 6 «А» на диктанте. Всегда отыщутся причины наказать и выговором, и рублем.