Непотопляемый «Тиликум»

— Ничего, разварятся, — сказал Симон. — Не очень-то привередничайте, парни, мы не прошли еще и половины пути. Это еще цветочки, а ягодки впереди.

А пока впереди был экватор.

Сейчас я читаю иной раз в газетах о больших празднествах, посвященных переходу экватора. Главным образом на туристских пароходах. С шествием Нептуна, и все такое. На «Доре» о Нептуне большинство парней и понятия не имело. Праздник состоял в том, что у трапа, ведущего на шканцы, появился… Янсен с бутылкой «аквавита»[34] в руках.

— Мы переходим экватор! — И каждому по чарке. А поскольку на одной ноге стоять долго нельзя, то и по второй.

То ли «аквавит» на экваторе не самый подходящий напиток, то ли по какой другой причине, но голоса у парней сразу стали громче. Томсен рассказал, как на бриге «Луиза» боцман, обвязавшись концом, на самом экваторе сиганул с бушприта в воду, а на корме его вытащили.

Неожиданно через поручни шканцев перегнулся капитан Вульф.

— Когда я был еще юнгой, мы всегда так делали при первом переходе экватора. Один раз — за корабль, другой — за капитана, а третий — за гамбургских девок.

— Эх, вот бы мне, — вырвалось у меня.

— А не слабо вам, плотник?

Что мне, скажите, оставалось? Капитан так по-доброму разговаривал с нами, а я возьми да и вякни… Может, это «аквавит» подействовал? Так или иначе, но я ответил:

— Нет, кэптен.

С подветра через блок на ноке грот-марса-рея быстро завели конец троса. Фьете обвязал меня вокруг груди незатягивающимся беседочным узлом.

— Только не зевай, а то не сможем вытянуть.

Я кивнул и полез на нок фока-рея. Черт побери, я ведь уже много раз лазал сюда и смотрел на море. И сюда, и повыше. Но теперь, когда я был должен, или, точнее, мне захотелось отсюда прыгнуть, дело выглядело совсем по-иному. Высота казалась по крайней мере раза в три больше, чем на самом деле.

— Трос ходит свободно, можешь прыгать, — крикнул снизу Фьете. Даже сам капитан Вульф подошел к релингу, чтобы посмотреть на меня.

— Давай, Ханнес, — скомандовал я сам себе и прыгнул. Падал я бесконечно. Потом плюхнулся в воду. Ой, до чего же она жесткая! От боли и испуга я разинул рот. Понятно, он тут же наполнился горькой, как полынь, океанской водой. Я погрузился в зелено-голубой, искрящийся светлыми пузырьками мир. «На воздух, на воздух», — застучало мне в виски, и я вынырнул. Мимо меня быстро скользил корабельный борт. Высоко над собой я увидел несколько человеческих лиц. «Ну все, отсюда тебе не выбраться», — пронзило меня всего. Теперь надо мной была уже корма. Корабль уходил!

И в тот же миг трос на моей груди рвануло, потянуло, причиняя мне страшную боль. «Дора» бежала быстро, и туловище мое почти до пояса вылезло из воды. Обеими руками я вцепился в трос, чтобы не так сдавливало грудь. Слава богу, корма приближается! Фьете выбирает трос! Медленно, очень медленно тянулся мимо меня корабельный борт (или я — вдоль борта?). Вот я уже и под грота-реем. Трос потянул меня кверху. Я невольно вспомнил о дельфине, который несколько дней назад болтался на этом самом месте… Теперь можно упереться ногами в корпус и ухватиться за линь. Шаг за шагом, вверх по борту. Натяжение троса ослабло, грудь дышала свободно. Я перелез через релинг.

— Три раза ура в честь Ханнеса! Гип-гип-ура-ура-ура!!!

Фьете хлопал меня по плечу. Я покосился на шканцы. Кэптен Вульф и Янсен стояли на подветренной стороне и беседовали. О чем? Во всяком случае не обо мне… Вечером в койке я растирал ноющую грудь. «Ханнес, дружище, ну и дурень же ты».

Оглядываясь сегодня на свою прошлую жизнь, я вижу, что так и оставался всегда дурнем, несмотря на все добрые намерения. Потому, наверное, и не достиг ни чинов, ни богатства, не считая трясучего автобуса, владельцем которого заделался на старости. Впрочем, стоит ли из-за этого тужить? Кому она была нужна, твоя экваториальная купель? О чем ты думал тогда, отчаянный парень Ханнес? Хотел кэпа поразить своей храбростью, на особое его расположение к себе рассчитывал? И просчитался…

Среди команды мой прыжок обсуждался еще несколько дней, а потом о нем больше и не вспоминали. Меня это слегка задевало: всякому лестно быть в центре внимания. Но центром внимания на «Доре» был и оставался отнюдь не плотник Ханнес, а капитан Вульф.

Впрочем, в одном-то деле я все-таки оказался капитану конкурентом — в хирургии! Капитан был одновременно и судовым врачом. В его каюте под койкой стоял маленький сундучок с надписью «Аптечка». Только болеют-то на море редко. Мы не простужались, хотя почти целый день носились в мокрой робе, а то и в койки в ней заваливались, если ожидался парусный маневр. Легкое недомогание? Случалось. Только ведь, покуда есть силы взобраться на такелаж, заявлять себя больным порядочному матросу просто стыдно. К тому же еще и некий благоговейный страх перед капитаном и всеми, кто на шканцах. А может, перед содержимым медицинского сундучка? Ведь из всех медикаментов самый действенный, как известно, касторка.