Неповторимая

Шона вгляделась в его глаза, вспоминая, как он назвал место, где очутился по ее милости.

— Ты был в преисподней, — прошептала она.

— Да, — хрипло подтвердил Дэвид.

— Но я не знаю, как ты там очутился… в каком бы аду ты ни был! — с жаром воскликнула она. — Дэвид, ты не слушаешь, но ты должен понять: той ночью в конюшне был кто-то другой, а не один из моих родных. Видел бы ты их сегодня, Дэвид, всех до единого, когда…

— Я видел их.

— Ты не мог видеть все, что…

— Я видел гораздо больше, чем ты предполагаешь, — заверил Дэвид.

— Но на мою жизнь больше никто не покушался, — напомнила Шона.

— Да. Я стоял на страже каждую ночь, ожидая, когда кто-нибудь попытается проникнуть к тебе в спальню, несмотря на засов.

— Никто не причинит мне вреда. Никто, кроме…

— Ну? — сердито напомнил он, когда Шона помедлила. — Никто, кроме…

— Тебя! — заключила она.

Дэвид мрачно усмехнулся. Очевидно, ему и в голову не приходила мысль выпустить Шону.

— Какой бы вред я ни причинил вам, миледи, он будет ничтожным по сравнению с болью, на которую вы обрекли меня.

— Если бы можно было вернуться в прошлое, я изменила бы все, что случилось той ночью. Клянусь Богом, Дэвид!

К собственному ужасу, Шона вдруг почувствовала, что слезы жгут ей глаза. Она пыталась бороться с ними: она не имела права поддаться слабости, не в силах была признаться ему в том, что пережила после той ночи. Никогда.

— Если бы я могла, я бы отправилась в ад вместо вас, лорд Даглас! — зло прошипела она.

— В самом деле? — переспросил он, подняв бровь. — Рад слышать, и хотя я не намерен отправлять вас в ад, все же сегодня хотел бы заполучить постель. Кресло у камина отнюдь не орудие пытки, но и не удобное ложе.

К невероятному облегчению Шоны, Дэвид отпустил ее и направился к постели.

Взбив одну подушку, он бросил вторую Шоне. Она подхватила ее на лету, едва сдерживая гнев.

— Не будешь ли ты так любезен бросить мне и одеяло? — осведомилась она.

Не оборачиваясь, Дэвид небрежно швырнул ей одеяло. Оно накрыло Шону с головой. Шона гневно сбросила одеяло и, прежде чем сумела сдержаться, вскочила, готовая броситься на Дэвида.

Она спохватилась как раз вовремя, ибо он вновь обернулся. Шона застыла, стиснув кулаки за спиной и высоко вздернув подбородок.

— Жадный и ничтожный ублюдок! В замке полно комнат и кроватей, ты мог бы оказаться в любой из них!

Дэвид высоко поднял бровь. С улыбкой и сарказмом в голосе он повторил:

— Стало быть, жадный и ничтожный ублюдок?

— Вот именно! Ты мог бы выбрать любую из по меньшей мере десятка постелей, но предпочел злорадствовать, сбросив на пол меня!

На миг Дэвид опустил ресницы, а когда вновь поднял их, в его глазах плясал насмешливый блеск. Он играет с ней, подумалось Шоне. Как кошка с мышью. Он затеял нелепую игру.

— Говоришь, я сбросил тебя на пол? — пробормотал он, шагая в сторону Шоны.

Это были шаги хищника. Зловещие шаги, медленные, осторожные, рассчитанные. Они приводили Дэвида прямиком к Шоне. Но вдруг он шагнул в сторону.

— Пока, — произнес он негромко, оглядывая Шону с ног до головы, — я еще не валил тебя на пол, хотя над этим стоит задуматься! — сообщил он. Теперь Дэвид стоял за спиной Шоны. Она быстро повернулась к нему лицом, опасаясь его горячего дыхания сзади.

— Ты лишил меня моей постели. Моей, а не твоей. Это не твоя комната. Можно сказать, ты сбросил меня на пол, — негодующе заявила Шона. — Это одно и то же.

— Значит, вот как ты считаешь?

— Да.

— Но замок, как мы установили, принадлежит мне?

— Да, — неловко пробормотала Шона.

— Тогда любая постель в нем — моя, — заключил Дэвид.

— Но только когда ее не занимает кто-нибудь другой!

— Если я вышвырнул тебя из постели, позволь вернуть на место!

Шона задохнулась и чуть не вскрикнула, когда ее обхватили руки Дэвида. Его прикосновение не было грубым или жестоким: он просто поднял ее и бросил на кровать.

Она упала на подушку — ошеломленная и перепуганная, не решаясь пошевельнуться и вместе с тем опасаясь лежать неподвижно. Она вновь затаила дыхание, когда Дэвид вдруг оказался рядом, придавив ее колени мускулистой ногой и одной рукой удерживая ее. Опершись на локоть, Дэвид наблюдал за ней.

— Дражайшая леди Мак-Гиннис, поскольку я совершил такую непростительную грубость, сбросив вас на пол, прошу вас вернуться обратно в постель. Я не намерен подвергать вас такой пытке, как ночь, проведенная на полу.

В его зеленых глазах плясало пламя. Шона не знала, насмехается Дэвид над ней или с трудом сдерживает ярость. Она понимала только, что его близость тревожит и возбуждает ее. Она боялась шевелиться и даже дышать, чувствуя его всем своим существом. Дэвид обратился к ней любезным и сдержанным тоном, однако в нем ощущалось нетерпение — словно огонь, разгоревшийся в глазах, жег его целиком, а игре в кошки-мышки вскоре предстояло подойти к концу.

Она испустила прерывистый вздох, чтобы суметь ответить.

— Откровенно говоря, я бы предпочла спать на холодных камнях.

— Вы весьма любезны, но, боюсь, говорите так только потому, что вдруг решили проявить великодушие.

— Я не имею ничего против пола.