Неповторимое. Том 1

И вот представьте такую картину. На единственной дороге из Мурманска в Печенгу, во впадине между голых сопок, прилепился небольшой военный поселок. Никаких ограждений и даже обозначения границ ни вокруг поселка, ни внутри не существовало. Где казарменная зона, где границы парка и стоянки машин, где тыловые объекты, где начинаются жилые дома офицерского состава и т. д. – не разберешь. Поэтому все «расплавилось», стерлось и не имело своего «лица». Отсюда и отношение ко всему и ко всем – и к солдатам, и к офицерам, и к офицерским семьям, и к малочисленному гражданскому населению, и к двум имевшимся лошадям, к собакам и даже к чайкам, прилетавшим с залива Лиинахамари на помойку, – было одинаковое. Жизнь едва теплилась, а боевая учеба была такой, как пульс умирающего человека.

Весь поселок состоял из сборно-щитовых солдатских казарм и таких же сборно-щитовых одно- и двухэтажных домов офицерского состава – с водой на улице и печным отоплением, как и в казармах. Единственное исключение представлял штаб полка – он располагался по другую сторону дороги в трех полуземлянках. В «кабинете» командира полка два на три метра были установлены однотумбовый письменный стол, стул, сейф на табуретке и старый замызганный клеенчатый диван с прорвавшимися наружу пружинами. Вместо окна – вмазанное в стену стекло. Что делать? В Мурманске мне удалось найти «золотую жилу» – дармовой, разбросанный по всему побережью строительный лес. На Рыбачьем тоже была «золотая жила» – отдел фондового имущества Северного флота, где я пасся, как хотел и сколько хотел, брал непосредственно для нужд полка что надо и выменивал столярку, цемент, кирпич, доску и т. д. Как же быть теперь, в этом богом и командованием забытом месте? Ведь благоустраивать полк надо. Иначе его пульс совсем не будет прослушиваться.

Начались лихорадочные поиски. В самой Печенге и других прилегающих к ней военных городках жизнь была совершенно иной, нежели у нас, – не просто нормальной, но даже вполне приличной. И в первую очередь это обуславливалось материально-технической обстановкой – она здесь была значительно лучше. Но из этих военных городков для себя ничего не выкачаешь!

Рядом с Печенгой находилась небольшая база моряков Лиинахамари. Здесь, увы, нам тоже ничего не светило. Потом я разведал, что в 20 километрах от Печенги в сторону Никеля начинается строительство нового города под названием Заполярный. Строители устроились во времянках и завозили все, что требуется крупной стройке, – для возведения современных зданий. Однако и здесь пока ничего не высвечивало – в рабочих руках стройка не нуждалась. Тем не менее со всеми руководителями, особенно снабженцами, я уже перезнакомился. В одном городке с нашим полком располагался, правда несколько обособленно, и медико-санитарный батальон дивизии. Он имел центральное отопление, как и одна наша казарма, которую занимала полковая школа по подготовке сержантов. А котельную содержал полк. И вот как-то ночью захожу в котельную после обхода казарм (частенько сам проверял, как отдыхает личный состав, как несут службу). Дежурил кочегар – крепкий мужик, лет на пять – семь постарше меня. Живет в медсанбате, там же медсестрой работает его жена. Разговорились с ним и начали разбирать житье-бытье. Оказалось, что родом он из Мончегорска. Когда началась война, его призвали в армию, и воевал он здесь, на Севере. Здесь же и попал в плен. Вместе с другими пленными, которых привозили пароходами в Лиинахамари и затем перегоняли в сопки, он работал в каменоломнях – в предгорье хребта Муста-Тунтури, отделявшего полуостров Рыбачий от материка, взрывали гранитные скалы и затем вручную дробили гранитные глыбы на щебенку. – Это был адский труд, – рассказывал кочегар. – Кормили скверно. Жили мы в бараках, где зимой вечно не хватало тепла, а летом заедали комары, поэтому мало кто надеялся выжить. Многие, не выдержав, умирали. Их не разрешали хоронить – оттаскивали в сопку и там бросали. Лисы и россомахи их обгладывали. Для всех узников одной отрадой была ранняя осень, когда много грибов, ягоды. – А куда немцы девали щебенку? – Вывозили в Лиинахамари, а там грузили на судна и, очевидно, через Норвегию перебрасывали в Германию. – И все делалось только вручную? – Нет, это чтобы пленных заставить мучиться. Но здесь были и камнедробилки, и электроленты, которые подавали готовую щебенку на-гора. – А вы хорошо помните те места, где вам доводилось тогда вкалывать? – Ну, как же! Я там все на животе прополз. Когда 7 октября 1944 года наши войска перешли в наступление (это он, очевидно, говорил о Петсамо-Киркинесской операции), мы перебили всю охрану, захватили оружие, постреляли охранных собак и малыми группами разбежались. Наша группа пробивалась на восток – к Западной Лице. Меня ранило. А тут подошли наши войска. Это было спасением для нас. В полевом госпитале познакомился с Настей – моей будущей женой. У нас родилась дочка. Теперь она уже в 10-м классе. Меня после войны судили, но оправдали – подтвердилось, что охрану мы действительно перебили.