– Да, тяжелая была у вас жизнь… А туда, где работали узники концлагеря, вы потом не ходили?
– Нет. Вспоминать пережитое тяжело.
– А как вы думаете, могла щебенка там еще остаться?
Задав этот вопрос, я почувствовал, как у меня в висках пульсирует кровь. Ведь сейчас, от его ответа, зависит все!
– Ну, что вы?! – воскликнул мой собеседник.
Я обмер. Надежды рухнули. Но тут услышал:
– Да там ее горы! Возить – не перевозить.
У меня голова пошла кругом. Вот оно, наше спасение! Похоже, я отыскал еще одну «золотую жилу».
– А вы могли бы утром съездить со мной и показать это место? – осторожно, словно боясь спугнуть удачу, спросил я.
– Конечно. Но туда надо только на лошадке – машина не пройдет. Это километров пять – семь отсюда. Почти рядом – за полковым стрельбищем.
Мы договорились с Егором (его так звали все в полку), что выедем часов в 11 утра – раньше нет смысла, так как в январе до того часа стоит кромешная тьма. А к 12 часам небо уже станет серым и слегка развиднеется. Пробиваться придется часа полтора-два, не меньше. На всякий случай решили захватить лыжи.
Утром после развода на занятия запрягли в сани лошадку, взяли в солдатский термос горячего чая, хлеб, сахар, порезанное сало, сено, лыжи и втроем – с нами был еще ездовой, солдат, – двинулись в путь. Предварительно я распорядился, чтобы стрельб из боевого оружия на стрельбище до моего возвращения не было.
Снега выпало еще не особенно много, но полевая дорога просматривалась с большим трудом. Она шла в гору, в сопки, и лошадка поднималась с напряжением. Но каким чудесным свойством обладает лошадь! Она никогда не собьется с дороги, даже если дорога спряталась под снегом. Время от времени мы вынуждены были сходить с саней, чтоб помочь нашей «сивке-бурке» тащить тяжелую ношу.
До первого места добрались только через пару часов.
Я обомлел. Прямо у дороги самая настоящая египетская пирамида в миниатюре. Она была занесена толстым слоем снега только с северо-западной стороны, а с восточной и юго-восточной снега почти не было. Уже подрассвело, и я разглядел, что это смерзшаяся крупная щебенка размером с кулак. Грани каждой искрились, как драгоценный камень. Это был гранит!
Мы с радостью напились сладкого чая с салом и хлебом, надели лыжи и вдвоем с Егором лазили около часа по всему району. И я все больше убеждался, что это сказочная находка. Нашли даже две дизельных электростанции и несколько роликовых транспортеров для подачи щебенки по ленте. Конечно, надо было проверить, смогут ли они нам послужить после стольких лет «лежки» под дождем и снегом? Но то, что мы обнаружили здесь настоящие эвересты ничейной щебенки, – это, бесспорно, неслыханная удача. Набрав в вещмешки понемногу разного вида щебенки, отправились в обратный путь. Повеселевшая лошадка, тоже подкрепившись, бежала под горку даже рысцой. До дома добрались всего минут за тридцать – сорок. Я ехал и строил радужные планы, как эта щебенка будет превращаться в столярку, половую доску, цемент, металл, кабель, трубы и т. д. Конечно, надо создать перевалочную базу. Запустить сюда строителей – значит сразу потерять все. Это же акулы! Они сразу заявят, что щебенка принадлежит государству, и я к ней не имею никакого отношения. Скрутят мне международную фигуру из трех пальцев – и дело с концом. И они правы – все это государственное. А какой «крышей» я должен прикрыться, если возьмут за «жабры»? В Мурманске у меня было официальное письмо от председателя Мурманского горисполкома с просьбой помочь убрать лес с побережья в черте города (да и то, как помните, командующий армией поначалу объявил мне выговор за финансовые нарушения). На Рыбачьем – и во время службы в 6-м отдельном пулеметно-артиллерийском полку, а потом, когда его не стало, – в 266-м мотострелковом полку – у меня было разрешение командующего флотом на приобретение материальных средств в соответствующем отделе Северного флота. «А здесь?» – спрашивал я себя и тут же находил «встречные» доводы. Во-первых, Советская армия освободила Советское Заполярье от немецко-фашистских захватчиков и, оставшись здесь со своими войсками, имеет право жить по-человечески; во-вторых, в нашем полку работает гражданин нашей страны, который во время войны лично рубил эту щебенку, и мы забираем долю его труда на общее дело – улучшение благосостояния полка. Наконец, но это уже как крайний вариант, можно прикинуться дураками: «А мы не знаем… На войне немцы, отступая, бросали и оружие, и продовольствие, и разное имущество, а мы подбирали, чтобы добро не пропадало. Вот и здесь…» В общем, соломинка была. Конечно, государство есть государство, но мне надо, чтобы личный состав моего полка не страдал, жил хорошо и пел бы песни не по приказу, а от сердца и души. Да и сколько надо-то этой щебенки! Какие-то крохи. Вот сделаю все для полка, а потом – подавитесь вы все этой щебенкой. И все же, видно, в первую очередь об этом надо сказать своему командованию. А пока – куй железо, пока горячо.