Неправедные (СИ)

Боже, если это сон, пусть он никогда не кончается…

Он меня целовал. Как же он целовал меня! Так чувственно, одновременно ласково и страстно. Растворяясь в моменте, я не ощущала ничего, кроме вкуса его поцелуя. В целом мире остались лишь его губы, объятия, запах снега, мяты, шуршание распахнутой куртки и теплота нашего переплетённого, смешавшегося в одно, дыхания.

Глава 16

Марина

Мой чудесный сон развеялся ещё ночью. Остались лишь его обрывки, вспышки, которые я всё ещё видела, ощущала и чувствовала, закрывая глаза.

Белая рубашка, стук покатившихся по полу пуговиц…

Он сидит на крае кровати, натягивает её, как и снял, через голову, и, обнаружив их нехватку, задорно и укоризненно косится на меня.

Новая вспышка: очень тепло, объятия, скрещенные пальцы, дорожка из поцелуев по плечу и шее. Его полушёпот:

— Слушай… забыл спросить, как тебя зовут?

— Что?! — взвизгиваю с возмущением и принимаюсь брыкаться, но он ещё крепче стискивает меня и смеётся.

— Тихо, тихо, я пошутил. Просто, если честно, мне не нравится твоё имя.

— Ты обнаглел?! — Я разворачиваюсь, приподнимаюсь над ним на локте и смотрю в его нахальную, но при этом чертовски обаятельную моську.

— Ну, вообще да, — улыбается он и переходит с шуточного на почти серьёзный и даже несколько задиристый тон. — Я не очень-то воспитанный. Иногда бываю наглым. Могу вообще скотом конченным быть, если мне что-то не нравится. Так что подарочек из меня так себе. Но я хочу быть с тобой.

Никогда не забуду этот взгляд. Он прожигал меня насквозь. Выжигал дыру в моей совести.

Минуту назад, едва остывшая от очередного захода самой лучшей в моей жизни близости, я уже начинала жалеть обо всём. Меня постепенно, издалека, где-то изнутри закручивало в торнадо нарастающей паники, рассудок просыпался, всё громче транслируя единственную страшную мысль: «Марина, что ты натворила?!»

— А ты? — спросил он тихо, продолжая смотреть в глубину моих глаз. И тут же воскликнул матом, внезапной громкостью заставив меня вздрогнуть: — Блядь, нет! Только не отводи взгляд! — Он резко поменял нас местами, уложив на лопатки меня и одной рукой придерживая мою голову за затылок. — Не говори, что не уверена. Не мажься, говори правду. Я чист перед тобой и хочу, чтобы ты тоже такой была. Я два месяца о тебе думал и теперь не допущу, чтобы на этом всё кончилось.

Я была удивлена его проницательностью и какой-то парадоксальной откровенностью, и не знала, что сказать. А ещё он меня пугал.

— Что? Ты всё-таки замужем?

Я задёргала головой.

— Нет? Тогда что?

— Возраст, — прошептала я и, пока в силах, добавила: — Мне тридцать шесть.

Он замер. Его это ошарашило. Потом сполз с меня. Сел в кровати, нашарил рубашку, стал уже во второй раз за вечер натягивать её на своё красивое, крепкое, юношеское тело.

Я не шевелилась и почти не дышала, глядя, как он делает это. Понимая, что он сейчас встанет и уйдёт. И отчаянно пытаясь сдерживать подступающую горечь.

— Да срать на возраст! — внезапно озорно воскликнул он. Схватил меня за руку, дёрнул на себя, и мы так снова застыли, слившись воедино и стоя на коленях. — Ты думаешь, меня этим напугаешь? — бормотал он мне в шею. — Или тебя парит, что про нас подумает кто-то? Да плевать! Я хочу быть с тобой, слышишь? И я не собираюсь отказываться от этого в угоду чьему-то чужому мнению. Похрен на всех! Меня волнует только одно: ты сама чего хочешь? Ты хочешь, чтобы мы ещё увиделись?

Он обхватил моё лицо и снова заглянул в него, и только тут я ощутила, как по моим щекам всё-таки поехали слёзы.

— Не плачь, не плачь, пожалуйста. Не бойся ничего. — Он целовал меня всю: в веки, в щёки, в шею, в плечи… А я всё ревела. — Всё будет хорошо у нас, только ты меня не отталкивай…

Оставшуюся ночь я обнимала подушку, снова плакала и изводила себя бесконечной вереницей самых разных мыслей.

Серёжа ушёл. Я сама его выпроводила, потому что ему упорно названивала мама. Мама! У него есть мама, человек, который вырастил его из беспомощного крохи, и она, скорее всего, приблизительно моя ровесница…

Сергей

На дорогу до дома ушло три часа, потому что денег на такси у меня не было. Но в этом я нашёл одни плюсы. Во-первых, меня выбесила матушка, и мне дико хотелось побесить её тоже. Во-вторых, я обожаю ходить пешком. Музыку в уши, снуд на нос от ветра, капюшон… Снуда, правда, пока тоже не было, зато меня грели мысли о Маринке.

Марина. Правда ненавижу это имя, потому что мою первую училку звали Мариной Валентиновной. Жуткая женщина. До сих пор болит башка от её воплей и руки от ударов указкой.

Весь вечер у меня разрывался телефон. Помимо мамки, звонила, конечно, Валерьевна, Трунин несколько раз, Лебедь и почему-то Леська. Я никому не ответил. Точнее, я вообще узнал о двадцати восьми пропущенных только тогда, когда добрался до своего забытого в кармане куртки телефона. А это было за полночь уже. Мамка оказалась самой настырной.

На холоде телефон окончательно разрядился, и, не успев ступить на порог квартиры, я получил от неё нагоняй, и, не реагируя на вопли, молча скрылся в своей комнате.