Неправедные

Птица без крыла…[1]

Это была репетиция к грядущему Дню матери.

Да, мне пришлось вернуться в ДК. Не по собственному желанию — Валерьевна заставила. Теперь у неё имелся против меня козырь.

А получилось так:

Когда мы с Маринкой спускались с высотки, она стала просить не провожать её и, если можно, поехать обратно на разных маршрутках. Сказала, что не хочет, чтобы нас видели. Я, в принципе, понял её и согласился, поскольку сам не горю желанием, чтобы у неё возникли какие-то проблемы из-за меня. В частности, с Лохматым. Пока не знаю, как и когда он должен узнать о нас, но точно не от третьих лиц…

В общем, я согласился, правда с условием, что посажу её в такси. Однако не удержался и, уже отдав тёть Нине, Трунинской тётке, ключи (она работает там консьержкой), ещё разок зажал Маринку перед выходом.

Это было моей ошибкой, признаю.

Нас прервал писк домофона. Валерьевна, мать её… Я забыл, что она живёт в том доме… Короче, она нас застукала. Правда, самого поцелуя она, походу, не видела, но, думаю, по нашей суете и без того было ясно, что мы не на собрание местного ТСЖ припёрлись…

Заулыбалась такая, поздоровалась с обоими. Мне что-то за вокал начала втирать … А мы с Маринкой стояли, как неродные, вернее, она где-то за моей спиной всё пряталась… А потом, когда вышли, с ней случилась истерика.

Выяснилось, что она Валерьевну тоже в лицо знает, и Валерьевна её. То ли та стричься к ней ходила, то ли не к ней — я так и не понял. Но Маринка была очень расстроена. Мы даже чуть не поссорились, когда она принялась ультиматумами кидаться… Но в итоге я ей напомнил про обещание на крыше, а она взяла с меня клятву сделать всё возможное, чтобы такого больше не повторилось.

А дальше, на следующее утро, то есть сегодня, ТВ заявилась к нам.

Я проснулся от голосов на кухне. Мамка с Валерьевной давно дружат, но в гостях она у нас бывает не часто. Особенно по утрам. Поэтому я сразу насторожился и поплёлся выяснять, что за хрень творится в этом доме.

ТВ отмазалась, что зашла перед работой, якобы по пути, и они вдвоём насели на меня по поводу вокала. Одна начала причитать, что после прошлого концерта её чуть не порвали за моё отсутствие, тут же вторая подключилась… Короче, я пообещал, что вечером буду на репе. Больше потому, что мне не понравился её, Валерьевны, тон. И взгляд. И вообще всё. Как она говорила, всё какими-то полунамёками… Она так хитренько улыбалась и так лупилась на меня, словно понимала, о чём я теперь усиленно думаю.

А ещё — я потом пошёл проводить её и спросил прямо, рассказала ли она что-нибудь мамке. Она снова оскалилась и зачем-то даже по щеке меня огладила. И ответила, что, конечно же, ничего никому не скажет, потому что мы с ней (вот уж не ожидал) друзья, но и я, в свою очередь, тоже не подведу её больше.

В целом, итог ясен: теперь я у ТВ под колпаком, и потому голосить мне, как соловью нещипанному, походу, до скончания дней моих…

— Молодец! Красотка! — выкрикнул я «Маленькой стране», поаплодировав и показав двумя руками класс.

Она засмущалась и убежала за кулисы, а следом на сцену прогромыхала Тимонина.

Массивные ботинки, юбчонка в стиле аниме, белая рубашка и тонкий чёрный галстук — «Мажорский» дресс-код.

Валерьевна изначально разделила нас на коллективы. В «Мажоры» вошли Леська, Тимонина, Лебедь и Бекетова.

Я всегда был отдельно, как правило, с гитарой, но впоследствии нас как только ни миксовали.

В общем, у «Мажоров» испокон веков существовала традиция ходить на репы в том же, в чём обычно выступают, однако следовали ей не все. Тимониной на традиции было одинаково, её чаще можно было видеть в безразмерных толстовках и широких джинсах, поэтому её новый прикид меня удивил.

А Трунин даже присвистнул:

— Ну них-х-х… фига се… — протянул он, оторвавшись от игрушки. — Слушай, а ножки-то у Машки зачётные! Не жалеешь?..

Я проигнорил, поскольку он и так знал, что я на это отвечу.

Просто вздохнул и снова перевёл взгляд на Тимонину.

Она пела «Расскажи мне мама» артистки Славы. Эта песня очень ей шла. У Тимониной был такой же низкий, почти пацанский голос, и теперь, со своими чёрными волосами, стильная, как стая стилистов, она действительно выглядела круто.

Даже я на минуту залюбовался. Трунин же, который ещё до преображения, давно, примерно с яслей, питал к Тимониной скрытую симпатию, вообще сидел с отвисшей пачкой.

Я ткнул его в бок, чтобы вспомнил про Наську, но тут в зал завалились Леська, Лохматый и Валерьевна.

— Королева везде теперь ходит со своим пажом? — пробормотал я другу.

— А ты чё, не в курсе, они же вроде как встречаются… Говорят, лапают друг друга прям под партой…

Мы проследили, как Леська, спустив на руки Лохматому свой пуховик, подошла к сцене, как Тимонина сбежала с неё, как они радостно обнялись и даже чмокнули друг друга в щёчки…

Это слегка поломало мне мозг, но я решил не углубляться.

— Кто говорит? — вернулся к теме.

— Да Лебедь как-то брякнул.

— Ты дебил, нашёл, кого слушать. Он, небось, и про нас с тобой такое говорит.