Наравне с привилегиями, конечно, существовали и обязанности. Одна из них заключалась в том, что представитель рода должен всегда находиться в королевском дворце. Ох, неужели подошла моя очередь? Но я ведь не способна исцелять других.
– Александрин, – вспомнил обо мне братишка, – ты что тут делаешь?
– До недавнего времени спала, – отозвалась я из-под одеяла, в которое успела уже полностью завернуться.
– Почему именно здесь, – терпеливо узнавал Августин.
– Тут постель мягче, – попыталась пошутить, но, чувствуя не самоё благоприятное расположение духа братишки, сдалась и призналась честно: – Не помню.
Взглянув на Августина, лишь убедилась в своих догадках. Внешне он казался очень спокойным, даже милым. Но я-то знала его с самого своего рождения и не раз видела этот взгляд, который, как минимум обещал полоскание мозга в семи травах от глупости. И не дай Одноликий, если не поможет! Я даже села, чтобы не такой виноватой выглядеть.
– Раймунд, ты не мог бы мне пояснить, как тут оказалась моя сестра? – спросил братишка принца, не дождавшись внятных объяснений с моей стороны.
Этот…обладатель красивого торса ухмыльнулся так паршивенько. Ну, может, мне и показалось, что паршивенько, но все равно не понравилась мне эта ухмылка. Девственности он меня точно не лишал, иначе бы вёл себя совсем иначе: был зол, растерян, недоволен, но точно без усмешки на губах. Уж я-то знала, как реагировали мужчины на лишение оной. Все-таки у меня шесть раз уже пытались её забрать. Безуспешно. Она всегда возвращалась.
– Твоя сестра весьма настойчиво попросилась на ночлег, – глядя прямо на меня, ответил принц.
А мне ведь тоже интересно, почему я была там, а не у короля. Я ведь к нему собиралась! Нет, я уже не жаждала тех подвигов, что намеревалась сделать не в самом трезвом состоянии. А в воображаемой сцене, где я проснулась в спальне у короля, утро выглядело намного хуже. Но откуда на моём пути взялся принц Раймунд?
– А можно подробнее? – робко попросила я.
Не потому, что стеснялась, а просто Его Высочество после лечения уж слишком высокомерным казался, а такие наглости не любили. Мне на самом деле всегда было все равно, кому что нравилось, но в тот момент очень хотелось ответ услышать. Братишка, устав стоять, уселся в соседнее с принцем кресло, всем видом показывая, что тоже готов внимать.
Принц задумчиво гладил пальцами правой руки подлокотник, и не спускал с меня взгляд. Он как будто ждал чего-то. От меня. И молчал, зараза! А Августин, казалось, разве что ладони друг о друга не потёр в ожидании представления. Ну, да, принц-то со мной ещё не был знаком.
Тишина быстро надоела. При повторном осмотре комнаты я не увидела ничего интересного. Мебель стандартная, цвета приятные и совершенно не на чём задержать внимание. Снова взглянула на сидящих мужчин. Ага, принц левой рукой комкает какую-то тряпку, частично сидя на ней. Из общей картины её выделял цвет – красный. А ещё я вспомнила, что именно этого цвета было моё платье…
– Мерзавец! – возмутилась я.
Как можно не заметить красного на светлом? Это же было такое удобное платье! Оно имитировало наличие корсета и не стесняло движений. Да, возможно, принц его и не испортил, но сам поступок просто вопиющ. Его Высочество отреагировал до противного спокойно. Определённо, зараза!
– Я так понимаю, – обратился принц к братишке, – скоро сюда набежит толпа придворных, дабы засвидетельствовать порочность сии особы? От тебя я такого не ожидал.
– Что? – не понял Августин.
А принц у нас с печальным опытом оказался. Видимо, уже многие пытались выйти в качестве будущей королевы через его постель. Вот только он очень ошибался. Если ночью я хотела стать женой короля (но совсем-совсем этого не помнила), это ещё не значило, что с утра у меня оставались те же желания.
И, вообще, что значит, мою порочность? Она была доказана ещё пять лет назад до этого дня. Правда, в узком семейном кругу. За это, кстати, меня и отправили в монастырь. И какое-то чувство во мне подсказывало, не для того мою персону возвращали, дабы снова выяснить, насколько я испорчена.
Августин никогда не отличался быстрой сообразительностью с утра, если дело не касалось лечения. Вот и сейчас, когда он наконец-то понял, что имел в виду принц Раймунд, по его лицу, обычно до противного невозмутимому, пронеслась гамма эмоций от непонимания до возмущения.
– Раймунд, как ты мог…
– Сесть на моё платье?! – я не дала ему договорить.
Принц снова разглядывал меня, но уже с подозрением. И мне эти смотрелки быстро уже надоели. Я все ещё хотела спать. Поэтому резко откинув одеяло, совсем неграциозно встала с постели и с чувством потянулась.
– Александрин, – окликнул меня Августин, – ты уже выросла.
– Да? – с наигранным недоверием спросила я. – Это в каком же месте?
Без зеркала себя разглядывать неудобно, но я справилась. Действительно, в некоторых местах я заметно округлилась, и это был не живот. После осмотра своего прекрасного тела вопросительно посмотрела на братишку. Он, кажется, был смущён. А вот Его Высочество более умело скрывал эмоции. Или принц по натуре не пробиваем.