Мне нечего ему сказать. Всё, что могла, я уже сказала, даже чернильницу бросила в приступе красноречия. Но я зачем-то выбегаю на дорожку, мимолётно радуюсь, что плитки, которыми она выложена, относительно чистые – не начерпаю тряпичными туфлями осенней слякоти. Лорд то ли не замечает моего приближения, то ли игнорирует.
Я останавливаюсь в шаге за его спиной и в сердце колет отголосок испытываемой им душевной боли. Мой порыв кажется неуместным. Нет, ни спорить, ни пытаться доказывать свою правоту я не буду. Я медленно протягиваю руку, касаюсь его плеча. Лорд вздрагивает, но не оборачивается. И мы стоим. Не знаю сколько. Я снова начинаю чувствовать холод осени, но терплю. Потому что возникшее иррациональное чувство единения настолько хрупко, что его разрушит любое неосторожное движение. Мне кажется, что я через ладонь вытягиваю его боль, забираю.
Оглушительный чих и хлюпанье носом ломают волшебство.
– Леди Иветт, вы простынете.
Я отнимаю руку, будто обжёгшись.
Лорд оборачивается, встречается со мной взглядом.
– Здравствуй, насморк, – шмыгаю я носом.
– Возвращайтесь в тепло, леди.
Глупо, но я упрямо качаю головой.
– Что же вы хотите, леди?
Я пожимаю плечами.
Лорд со вздохом снимает камзол и накидывает мне на плечи, застегивает на две пуговицы, отчего я оказываюсь спелёнутой и не могу пошевелить руками. Меня окутывает тепло…
– А вы?
– А я покрепче некоторых сосулек, – хмыкает он, но без привычной насмешки.
Минуту мы просто стоим, смотрим друг другу в глаза.
– Какая же вы настырная, леди Иветт.
– Уж кто бы говорил, – возвращаю я упрёк тем же тоном.
– Леди Иветт, вы очаровательно искренни. Я не верю, что моя откровенность хоть что-то изменит, но, пожалуй, вы имеете на неё право и… Да, я попытаюсь до вас достучаться.
Лорд замолкает, хмурится, а ветер ерошит его волосы, и одна из прядок падает на лоб. Я про себя вздыхаю. Такой близкий и одновременно такой далёкий… Невидимая стена между нами ощущается особенно отчётливо. Мы оба знаем, что никакие слова не убедят меня отступить. Но я почему-то думаю не о нашем с лордом сражении, а о том, как прекрасно будет, если преграда разлетится сотней хрустальных осколков. Я хочу снова протянуть руку, дотронуться до его плеча, ощутить под кончиками пальцев мягкость жилета и человеческое тепло, но застёгнутые полы камзола пришпиливают руки к телу, связывают.
– Лорд…
Я пытаюсь сказать, что нет никаких причин выворачивать для меня душу. Я же чувствую, как ему тяжело открыться.
– Леди, вы сами читали отчёт о ритуальных жертвоприношениях, – перебивает он. – Убийства совершают жрецы эльвийского культа. Не все, а именно жрецы, прошедшие посвящение. Лучшее, что вы можете сделать, леди Иветт, это прозреть наконец. Оставить святилище, забыть как страшный сон и держаться от эльвийского культа как можно дальше. Бродяги, нищие сироты – все они, прежде всего, удобные жертвы, которых не хватятся. Потому что некому их искать. Понимаете?
Умом понимаю. Сердцем – не принимаю.
Жрецы тоже люди. Жрецы точно также могут пойти на преступление. Почему нет? Верю. Но в то, что жертвоприношение людей – тайная практика эльвийского культа, нет не верю.
– Я своими глазами видел залитый кровью алтарь, видел брошенное в угол тело убитого мальчика. Я чудом успел снять с алтаря свою полуживую сестру. Я не отступлюсь, леди Иветт, потому что для меня дело стало слишком личным. И я не успокоюсь, пока в мире есть хоть один эльвийский храм.
Он замолкает, и обхватывающая нас тишина кажется гробовой.
Я сглатываю горечь дурного предчувствия.
У лорда дёргается уголок рта, мужчина качает головой, усмехается, но словно бы над собой.
– Леди Иветт, я вас добром прошу, не лезьте вы в эту грязь. Хотя бы три месяца потерпите?
– Что будет через три месяца?
– Закончится расследование. Я думаю, это случится даже раньше. Я обещаю, что вы лично переведёте все храмовые журналы. У вас не останется причин сомневаться. Поберегите себя, хорошо?
Я склоняю голову. Не в знак согласия. Просто мне внезапно стало невыносимо трудно смотреть ему в глаза.
– Вы замёрзли, леди. Возвращайтесь в тепло.
Лорд расстёгивает пуговицы, которые сам до этого застегнул, снимает с моих плеч свой камзол и мягко подталкивает меня ко входу в святилище. Я подчиняюсь, потому что… потому что собираюсь отвергнуть его заботу и доказать свою правоту, потому что ноги в тканевых «домашних» туфлях закоченели, потому что верю своему учителю как никому больше.
Я поднимаюсь по ступенькам, но останавливаюсь в дверном проёме на границе холода и тепла, оглядываюсь. Лорд стоит, держит камзол на сгибе локтя, ждёт. Или провожает? Едва мы вновь встречаемся взглядами, лорд вздрагивает как от укола, резко разворачивает и идёт прочь, одеваясь на ходу. Он словно сбегает…
Надо вернуться в натопленное помещение, но вместо этого я стою и смотрю ему вслед. Порыв ветра срывает с клёна остатки кроваво-красной листвы, и багряные листья кружатся, падают лорду под ноги, соскальзывают по плечам. Лорд скрывается за поворотом парковой дорожки, и только тогда я закрываю дверь. Кажется, я знаю, что сделаю прямо сейчас.
Глава 15