У Милу дрожали пальцы, когда она записывала в тетради несколько новых идей. Она захлопнула «Книгу теорий» и кинулась вниз, чтобы продолжить поиски на кухне.
К тому времени остальные уже успели проснуться и примерить одежду Брэма и Лизель.
– Надеюсь, ты не возражаешь, – пробормотал Сем, смущённо оттягивая воротник полосатой рубашки. – Просто очень холодно.
– Конечно нет, – ответила Милу, копаясь в ящиках под шкафом-кроватью с зелёным покрывалом. Где-то должны быть подсказки. – Уверена, Сем, мой отец не возражал бы.
– Я кое-что нашёл, – добавил Сем, который сидел на краю постели.
Он держал в руках пачку газет. Милу взяла их у него и сдула пыль со страниц.
– Они все тысяча восемьсот восьмидесятого года, – прошептал Сем. – Последняя вышла в декабре восьмидесятого, – добавил он. – Когда ты…
Милу понимающе кивнула, от волнения у неё ком в горле встал. Значит, родители оставили мельницу в тот самый месяц, когда Милу нашли на крыше «Малютки-тюльпана».
– Спасибо, Сем, – сказала она, сделав пометку в тетради. – Это очень важно.
В ответ мальчик улыбнулся натянутой, скованной улыбкой.
– Я всё равно считаю, что тебе нужно быть готовой к разочарованию…
– До настоящего момента у меня ничего, кроме разочарований, и не было. Одним больше, одним меньше, какая разница? Я должна узнать, что произошло: и не имеет значения, хорошо это или плохо. Мне нужны ответы.
– Здесь столько книг, – протянула Лотта, заглянув в соседнюю комнату. – Мне бы потребовались месяцы, чтобы прочитать их.
– Сейчас у тебя как раз есть время, чтобы начать читать, – произнесла Милу, собравшись с силами и поднявшись на ноги. – Нам уже не надо каждый день гнуть спину на работе по хозяйству. Хотя это место стоило бы привести в приличный вид…
– Нам нельзя здесь оставаться, – возразил Эг, который сидел у окна, развернув на коленях бумагу и сжав в руке угольную палочку, заменявшую ему карандаш.
– О чём ты? – спросила Милу.
Эг поморщился.
– Извини, но мы не можем оставаться на мельнице, если тут нет твоих родителей.
– Но…
– Эг прав, – кивнул Сем. – Соседи обязательно обратят внимание на пятерых сирот, живущих в заброшенной мельнице без всяких взрослых.
– Мы просто скажем им, что мама и папа…
– Нам не поверят.
– Тогда будем скрываться, – не сдавалась Милу. – Никто и не узнает, что мы здесь.
Лотта покачала головой.
– Мы не сумеем спрятать дым из каминной трубы и не можем вечно сидеть взаперти. Это же непрактично, слишком велик риск. Пусть рядом не очень много соседей, как в городе, но и людей тут вполне достаточно, и они начнут задавать неудобные вопросы.
– Но…
– Они могут оповестить органы опеки, – заметил Эг. – Если твои родители не собираются появиться в ближайшие дни, никто не помешает местным вернуть нас обратно в приют и обвинить в смерти Гассбик.
Милу нечего было ответить. Она полагала, что на мельнице будут её родители, которые решат абсолютно все проблемы.
– Мы останемся ещё на одну ночь, – проговорила Лотта. – У Милу будет время поискать новые подсказки, а у нас – собрать то, что можно унести с собой, а ещё мы успеем решить, куда идти дальше. Думаю, я успею прочитать пару книг, – добавила она и сжала губы.
Милу, сломленная и смирившаяся, опустилась на подоконник. Прижавшись подбородком к холодному стеклу, она устремила взгляд на истерзанный зимой польдер, который теперь казался непомерно жалким и пустынным (именно такой она себя и ощущала). Единственным цветным пятном в округе была странная медная крыша соседнего дома.
– Обидно, что мы не можем остаться надолго, – тихо посетовал Эг. – Здесь столько всего чудесного, что можно зарисовать. Например, амбар. Мне интересно, почему Поппенмейкерам понадобилась постройка с такими огромными дверями. Они совсем не похожи на простые деревянные двери, как у всех остальных сооружений.
Милу взглянула на его рисунок, затем посмотрела в окно и убедилась, что Эг не ошибся. У амбара при мельнице имелись необычные резные двери красного дерева, украшенные орнаментом из перевитых цветущих виноградных лоз, напоминающих те, что были на шкафах-кроватях.
Мурашки побежали по коже на её голове, и, даже не успев осознать этого, Милу уже мчалась к выходу. Ветер свистел в ушах, когда она неслась по неухоженной гравийной дорожке к амбару. Тяжело дыша и дрожа, она потянула за дверную ручку. Петли заскрипели, и её окутала пыль.
Милу ступила внутрь, на рыхлый пол. Она посмотрела вниз и обнаружила красный ковёр. Отмахнувшись от паутины, Милу сделала шаг вперёд и сразу наткнулась на что-то. Стул, обитый бархатом.
Милу моргала, пока глаза не привыкли к полумраку, а потом увидела, что здесь не один такой стул, а целые ряды. Девочка, неуверенно ступая, прошла по узкому проходу между ними и застыла в центре амбара, прямо под огромной зияющей дырой в потолке, сквозь которую лились лучи утреннего солнца. У дальней стены располагалась просторная сцена. Потрёпанный, поеденный молью занавес был задёрнут.
Сердце Милу на мгновение перестало биться, когда она поняла, что открылось её взору.