Но до своей цели дойти мы не успели. Когда пересекли соседнюю улицу и, пройдя по ней, миновали несколько зданий, в угловом доме, что был перед нами, разразилась стрельба.
А сразу после неё, оттуда донеслось несколько криков. Один из мужских голосов кричал, чтобы быстрее убили немца, не обращая внимания на них.
Садовский вскинул винтовку, взяв окна здания на прицел, и спросил:
— Что там происходит? Дальше пойдём или поможем?
С одной стороны, нужно было идти в госпиталь, который наши бойцы уже должны были начать штурмовать. А с другой стороны, проходить мимо явной проблемы было нельзя. Было совершенно ясно, что внутри отдела НКВД, которому принадлежало это здание, явно были взяты заложники. А раз так, то надо было помочь.
Почему? А потому, что я видел в темноте, а те, кто был в здании и вообще вокруг, нет.
У меня сердце разрывалась, всё бросить и бежать искать Клубничку. Но я не мог, просто не мог пройти мимо. Получалась странная вещь. В Новск я пришёл за Алёной, а спасаю всех, кроме неё.
Но что я мог поделать? Не мог же бросить на растерзание взвод, идущий по дороге, не мог же не начать зачищать окраины города, тем самым подвергая риску наших бойцов, и сейчас тоже не мог поступить иначе.
— Пошли, решим проблему, только аккуратно, — сказал я, вошёл в приоткрытую дверь и нелогично добавил: — И давай быстрее тут всё закончим. Нас ждут в другом месте.
О том, что аккуратно и быстро, это две полные противоположности, Садовский мне не напомнил, и мы прошли внутрь.
Там был бардак. Валяющийся в проходе письменный стол и стул дежурного, битое стекло, какие-то бумаги, куски оборванных проводов и множество пустых гильз.
Всё это говорило о том, что здание без боя никто сдавать не собирался. Вот только возникал вопрос, чьи это гильзы? Это так усердно немцы тут отстреливались, или же все эти предметы остались с тех пор, когда город был наш и именно наши работники НКВД обороняли этот дом.
Впрочем, сейчас всё это было неважно. Сейчас нужно было зачистить здание и отправиться в медсанбат.
Переступая через разбитые стёкла и стараясь не издавать шум, приблизились к лестничному проёму.
В этот момент раздался хриплый бас:
— Сдавайся, сволочь проклятая, а то сейчас гранатами закидаем!
— Найн! — тут же выкрикнули в ответ, и раздалась автоматная очередь.
Крики доносились снизу.
«Ага, значит наши зажали немцев в подвале», — сообразил я и, направившись туда, скомандовал Садовскому:
— За мной!
Когда оказались на цокольном этаже, я, стараясь себя не обнаруживать, выглянул в коридор и сразу оценил обстановку. Трое красноармейцев прятались за углом рекреации, при этом направляя оружие в противоположную от нас сторону.
Чтобы не пугать их, негромко посвистел, привлекая внимания. И, когда те удивлённо обернулись, произнёс:
— Товарищи, не стреляйте, пожалуйста, — свои.
После секундной оторопи, те мгновенно ощетинились стволами, на этот раз направив их в нашу сторону.
— Какие такие свои? А ну покажись! Не видим ничего! — сказал один из них, после чего навёл в нашу сторону небольшой карманный фонарик, который, скорее всего, был трофейным.
Второй же, более взрослый мужчина лет пятидесяти, лицо которого украшали пышные усы, набычившись, проскрежетал:
— А ну покажись, а то ща гранату кину!
Голос я узнал. Это был тот же боец, что чуть ранее немца запугивал той же самой гранатой.
Я вновь выглянул из-за угла и на всякий случай обозначил себя, скромно сказав:
— Это я, товарищи, — легендарный Забабашкин.
— Алексей Забабашкин⁈ Вот это да! Ну, теперь пойдёт дело! — подобострастно произнесла вся троица, осветив меня.
— Он самый. Только фонарь уберите, а то слепите.
Те подчинились, и мы с Садовским перебежали на их сторону.
Как только это произошло из кабинета, что был метрах в десяти от нас, по месту, где мы только что были, выстрелили из пистолета-пулемёта типа MP-40. Пули прошли по стене, выбивая куски кирпича и осыпая штукатурку.
— Вот же сволочь какая, — выругался один из бойцов.
— Ага, всё слышит, — поддержал его второй.
— Кто слышит? Расскажите, пожалуйста, что у вас тут происходит? Только быстро, — решил прояснить я ситуацию.
Всё оказалось одновременно банально и страшно.
Банально в том, что немцы, при нашем наступлении, из здания успели отойти не все. Завязался бой. Наши бойцы уничтожили их на втором этаже. Но один гад нырнул во время штурма в подвал. И сейчас взял в заложники тех, кого немцы после захвата города арестовали и кинули в тюрьму.
— Тут, Алексей Михайлович, загвоздка в том, — говорил мне усач, — что никак к нему мы подойти не можем. С улицы, было, хотели его гниду кокнуть. Да не получилось. Нет, в этом помещении окон, и всё тут. А отсюда тоже подойти не можем, он на любой шум палить начинает.
— И давно палит?
— Да уж прилично. Пару магазинов точно отстрелял.
— Много. Но всё же странно, у него же патроны-то не бесконечные, — удивился я.