Неправильный Дойл

Странные огни мелькали в траве, словно отсветы древних индейских костров. Дойл выехал на частную дорогу Диерингов, с обеих сторон окаймленную вьюнками и огромными реликтовыми папоротниками, зловеще выступающими в неверном свете фар.

Когда-то семья Диеринг считалась одной из самых выдающихся в Виргинии, стояла почти во главе списка, который включал такие прославленные фамилии, как Вашингтон, Ли и Джефферсон. Полковник Броуди Диеринг, родоначальник Диерингов, был неизвестного происхождения, но прибыл в виргинскую колонию с Барбадоса как раз вовремя, чтобы приложить руку к поимке и повешению пирата-многоженца Финстера Дойла. За его роль в этом деле, а также за безжалостное подавление индейских восстаний в районе Аллегейни полковнику Диерингу королевским указом было подарено десять тысяч акров – полоса плодородной необработанной земли в южной части полуострова, между океаном и заливом. Это владение получило название «Сотня[81] Диеринга» – что-то вроде ироничного намека на реальные размеры площади. Оно было основой плантаций и торговой империи, которая в период расцвета экспортировала хлопок, табак, индиго, лес, шкуры и мед в разные уголки мира. Построенная на горбу Людей Диеринга – так называли многочисленных рабов-гулла[82] – и обслуживаемая его личным торговым флотом, эта громадная империя внезапно прекратила свое существование в апреле 1863 года, когда неистовствующие войска северян сожгли все поля, конюшню и другие хозяйственные постройки. Пожалели лишь поместье, устроив там конюшню для кавалерийских лошадей. Послевоенное поколение Диерингов переехало в Ричмонд, оставив опустевшую «Сотню» зарастать кустарником и вьюнком, застывшую, словно вдова, в вечном трауре. Каждое поколение обещало следующему, что забытые поля расчистят и снова засадят, что эта земля вновь даст ростки полезных культур. Обещанное возрождение так и не осуществилось. А эти нынешние Диеринги – слабые мужчины и женщины, ставшие жертвами выпивки, безумия или апатии… Казалось, что их преследует проклятие, причину которого они уяснить не в силах. Брекен была последним хрупким зеленым побегом на иссохшем дереве. Ее отец, брат и мать умерли (самоубийство, самоубийство и рак соответственно), а сестра стала индусской монахиней в одном из ашрамов Уттар-Прадеша.

Дойл прокрутил в памяти долгий, мучительный год их с Брекен совместной жизни в Нью-Йорке после колледжа. В ту осень было много дождей, водохранилища переполнились, Гудзон залил окраины города и каким-то образом вызвал на Манхэттене проблему с нечистотами. Там несколько недель воняло гниющей рыбой.

В районе Мотт-стрит Брекен нашла сырую мансарду с низкими потолками. Раньше на этом чердаке был склад работавшего круглосуточно китайского ресторана, название которого в переводе означало «Созревший в полдень». Это место было выбрано исключительно за его живописный вид. Брекен нравилось, что за окном всю ночь мигает красными, синими и зелеными огнями неоновый дракон удачи, ей импонировала окружающая их атмосфера бедной, неприглядной жизни. Китайцы в нижних рубашках курили сигареты в мундштуках из слоновой кости и играли в маджонг на карточных столиках, расставленных на тротуаре. Из кухни прямо под окнами спальни доносилась кантонская ругань и звуки жестоких драк.

Они почти не спали из-за таблеток, кофеина, выпивки, молодости.

Каждую ночь, если Дойл не стоял за стойкой бара в заведении «Спасите роботов» или в «Конфетной стране» и не обслуживал посетителей Дубовой комнаты в «Вашингтон Ирвинг клаб» на 59-й Восточной улице, где восьмидесятилетние старики дремали в клубных креслах под пыльными канделябрами от Тиффани, они с Брекен проводили как охотники за весельем, переходя из одного модного ночного клуба в другой, шляясь по барам и вечеринкам до пяти утра, напиваясь, ссорясь, флиртуя с незнакомыми людьми. Они просыпались поздно, с головной болью, проводили утро в постели, занимаясь сексом. Дойл вспомнил с внезапной острой болью долгие часы на грязных простынях, необычные позы, игрушки для секса. Он так изгибался и проявлял такую выносливость, на которую с тех пор уже не был способен. Но вся эта насыщенная сексуальная жизнь не была достаточной для Брекен. Она была единственной женщиной в жизни Дойла, чьи аппетиты превосходили его собственные. Брекен ходила на сторону, и он мстил ей тем же. Работа за стойкой бара предлагала много соблазнов. На деле это самая сексуально привлекательная профессия – у барменов больше связей, чем у кинозвезд. Издательский бизнес – тогда Брекен прилагала усилия в этой области – тоже открывал немало возможностей, и Брекен была одной из самых шикарных женщин в городе.