Неправильный Дойл

– Чин-чин, – сказала она и выпила. Косяк тлел между ее пальцев, словно обычная сигарета.

– Круто берешь, – сказал Дойл, восхищаясь ее необычным профилем.

– Я всегда круто беру, – ответила она. – Есть вещи, которые хочется забыть.

– Остальных людей, например? – сказал Дойл.

– Нет, себя, – сказала блондинка. Потом искоса посмотрела на Дойла. – Ты мне кого-то напоминаешь.

– Ты мне тоже, – сказал Дойл. – Уверен, что видел тебя раньше.

– Да это та долбаная тупая реклама, – фыркнула блондинка. – Она меня преследует.

– А, понятно, – сказал Дойл, но так и не понял, о чем она говорит.

– Подожди-ка, это явно кто-то известный. – Она щелкнула пальцами. – Точно, Митчум. Не старый толстый Митчум и даже не в шестидесятые, когда он уже начал стареть. Я имею в виду того красивого, крутого, вальяжного, курящего марихуану Митчума в фильме сорок седьмого года «Из прошлого». Это, между прочим, настоящий шедевр. Ты видел «Из прошлого»?

– Нет, – солгал Дойл. Так получилось, что он видел этот фильм. Он смотрел его по телевизору в Малаге на испанском, но дубляж был довольно неудачным, поэтому в памяти задержалось лишь несколько деталей: красивая, с резкими чертами девчонка с пистолетом, мрачный лес, мятое пальто, как у военных, гангстерская шляпа Митчума с загнутыми полями и мокрые ночные улицы какого-то опасного города.

Блондинка снова поднесла косяк к губам, глубоко затянулась и, выпуская дым, опять начала икать, но при этом продолжала быстро говорить:

– Я смотрела «Из прошлого», наверное, десяток раз, когда училась в школе кино при Нью-Йоркском университете, пока па не выдернул меня оттуда. Господи, как я любила этот фильм. Но нет, «семейный бизнес», сказал мне Старый Фрукт. «Кто возьмет в свои руки семейный бизнес, когда я умру?» Поэтому я все бросила, поступила в Гарвардскую бизнес-школу – и что я узнала? Что бизнес – это кусок дерьма, просто люди делают деньги с помощью маркетинговых планов и биржевой игры за счет кредитов вместо пистолетов и громил, поэтому, если хочешь знать… – Блондинка внезапно замолчала, резко вдохнула и посмотрела на Дойла. Вдруг ее глаза начали закатываться. – В самом деле, что-то мне нехорошо, – сказала она. – Нужно полежать. – Она стала поворачиваться на бок и упала Дойлу прямо на колени. Ее покрасневшие веки дрогнули и застыли.

– Эй! – позвал Дойл. – С тобой все в порядке? – Но его слова не могли достигнуть места, куда она улетела Она вырубилась, совсем.

Дойл вздохнул, обвел взглядом пустой зал и остановился на груде пальто. Потом с некоторым усилием поднял блондинку на руки – она была крепче и тяжелее, чем казалась, – и положил поверх одежды, после этого скатал какое-то пальто и подложил ей под голову вместо подушки, а еще одним укрыл. Низкий свистящий звук вышел через ее нос, она пошевелилась, но глаза не открыла. Он повернулся и прошел через открытую дверь в сад, где и обнаружил вечеринку Брекен.

11

Пустые бутылки из-под шампанского валялись в траве, словно болванки снарядов. Свечи в белых бумажных пакетах, заполненных для устойчивости песком, выхватывали из темноты человек двадцать пять гостей: мужчины, соответственно случаю, были облачены в смокинги, женщины – в украшенные блестками вечерние платья, которые мягко сияли в трепещущем свете. Антикварная мебель зачем-то была расставлена в виде полосы препятствий по склону холма, теряясь в темноте за садом. Тут и там, освещая путь, стояли такие же свечи в пакетах. В качестве фона к этому странному действу из переносного CD-плеера звучала песня Коула Портера о том, что кокаин «не вставляет».

Так, засекаю время. – Это был голос Брекен. – Кто следующий?

Вперед вышел красивый молодой человек с необычайно густыми волосами, похожими на мех выдры. Он снял пиджак, протянул его одному из зрителей и встал в позу спринтера.

– Я готов, – сказал он.

– Это слалом, дорогуша, – сказала Брекен. – Ты обегаешь мебель, ничего не трогая. Собьешь хоть что-нибудь, и ты вне игры. Так, Джек, жди, пока скажу «один, два, три, пошел!».

Теперь она появилась, держа в руках секундомер. На ней было короткое серебристое платье, которое только подчеркивало, что под ним ничего нет. Дойл стоял на краю сада между лапами выстриженного из куста льва и смотрел на разворачивающийся перед ним спектакль. Эта сцена была в духе безумств пьяной Брекен. Иногда участники получали травмы, иногда нет, но реквизит страдал неизбежно. Дойл вспомнил, как однажды она организовала «охоту»[87] в Центральном парке, изображая богатую наследницу из эксцентричной комедии.[88] Одним из предметов, которые нужно было достать, была каска конного полицейского. Двое ее друзей напали на полицейского, чтобы добыть эту каску, и потом провели десять месяцев в тюрьме.

– Один, два, три! Пошел!

Меховая Голова помчался вниз по склону, лавируя между мебелью, и исчез в темноте. Потом послышался сильный удар и громкое «черт!».

– Я думаю, он впечатался в твой расписной комод, Брекен, дорогая, – сказала женщина в красном платье.

– Он не пострадал? – спросил какой-то мужчина.